Джо Хилл - Страна Рождества

— Ты спраш-ш-шивала, как я о тебе узнала. Как уз-з-знала, что ты появишься. Э-э-э… — Щеки у нее покраснели от напряжения.

— Это «Эрудит»? Как-то связано с «Эрудитом»?

Мэгги кивнула.

— Спасибо, что закончила за меня фразу. Многие з-з-заики терпеть не могут, когда за них заканчивают их ф-ф-фразы. Но, как мы уж-ж-же установили, мне нравится, когда меня ж-ж-жалеют.

Вик почувствовала, что у нее разгорелось лицо, хотя в тоне Мэгги не было ничего саркастического. Почему-то из-за этого было еще хуже.

— Прости.

Мэгги, казалось, не слышала. Она уселась на стул с прямой спинкой рядом со столом.

— Ты приехала по крытому мосту на своем байке, — сказала Мэгги. — А ты можешь добраться до моста без него?

Вик помотала головой.

Мэгги кивнула.

— Так. Значит, с помощью байка ты вызываешь у себя сон о мосте, и он появляется. А потом с помощью моста находишь вещи, верно? Вещи, которые тебе нужны? Типа, независимо от того, как далеко это находится, то, что тебе нужно, всегда оказывается прямо на другой с-с-стороне моста?

— Да. Да. Только не знаю, ни почему у меня это получается, ни как. Иногда у меня такое чувство, будто я только воображаю все свои поездки через мост. Иногда я чувствую, что схожу с ума.

— Ты не сумасшедшая. У тебя творческая натура! Ты с-с-сильна в творчестве. И я тоже. У тебя есть этот велосипед, а у меня — фишки с буквами. Когда мне было двенадцать, я увидела с-с-старую игру «Эрудит» на гаражной распродаже, за доллар. Она лежала на прилавке, и первое слово уже было составлено. Как только я ее увидела, сразу поняла, ч-ч-что она должна быть моей. Мне нужно было ее получить. Я бы отдала за нее что угодно, а если бы она не продавалась, я схватила бы ее и убежала. Одно лишь то, что я впервые оказалась рядом с этой доской для игры в «Эрудит», принесло в реальность какое-то мерцание. Сам собой включился электропоезд и сразу же съехал со своих рельсов. У машины ниже по дороге заработала сигнализация. В гараже был включен телевизор, и, когда я увидела все причиндалы для «Эрудита», он сошел с ума. Начал ш-ш-шипеть с-с-с-с…

— Статическими помехами, — сказала Вик, забыв только что данное себе обещание никогда не заканчивать за Мэгги ее фразы, как бы сильно та ни заикалась.

Мэгги, казалось, не возражала.

— Да.

— У меня что-то вроде этого, — сказала Вик. — Когда еду по мосту, то повсюду вокруг слышны статические помехи.

Мэгги кивнула, словно находила это наименее удивительной вещью на свете.

— Несколько минут назад здесь разом погасли все лампы. Во всей библиотеке пропало электричество. Поэтому я и поняла, что ты уже рядом. Твой мост — это короткое замыкание в реальности. В точности как мои фишки. Ты отыскиваешь вещи, а мои фишки пишут мне их. Они сообщили мне, что сегодня ты приедешь и я найду тебя, если выйду через черный ход. Сказали, что Пацанка переедет через мост. Они болтали о тебе несколько месяцев.

— Можешь мне показать? — спросила Вик.

— Думаю, надо. По-моему, ты здесь отчасти из-за этого. Может, у моих фишек есть что-то такое, что они хотят написать именно для тебя.

Она растянула шнурок, сунула руку в мешок, взяла несколько фишек и с грохотом бросила их на стол.

Вик обернулась, чтобы посмотреть на них, но это была просто путаница букв.

— Тебе это что-нибудь говорит?

— Пока нет.

Мэгги наклонилась к буквам и стала подталкивать их мизинцем.

— Они что-то скажут?

Мэгги кивнула.

— Потому что они волшебные?

— Не думаю, чтобы в них было что-то волшебное. Они больше ни для кого работать не будут. Эти фишки — просто мой нож. Ч-ч-что-то такое, с помощью чего я могу проделать дыру в реальности. Думаю, таким ножом всегда должна быть вещь, которую любишь. Я всегда любила слова, а «Эрудит» дал мне возможность играть с ними. Пригласите меня на турнир по «Эрудиту», и кое-кому придется уйти оттуда с ущемленным самолюбием.

К этому времени она так перетасовала буквы, что они образовали фразу: «У ПАЦАНКИ ЖМОТ КРАДЕТ ПРИЗ АВЬЕ».

— Какой жмот? И что значит А-В-Ь-Е?

— Ни черта не значит. Я еще не разложила, — сказала Мэгги, хмурясь и продолжая передвигать фишки.

Вик отхлебнула чай. Он был горячим и сладким, но не успела она сделать глоток, как почувствовала на лбу покалывание холодного пота. Воображаемые щипцы, сжимавшие ее левое глазное яблоко, слегка усилили давление.

— Все живут в двух мирах, — рассеянно говорила Мэгги, разглядывая свои буквы. — Существует реальный мир, со всеми его раздражающими фактами и правилами. В реальном мире есть вещи, которые являются истинными, и вещи, которые таковыми не являются. По большей части реальный мир — это отс-с-с-стой. Но при этом каждый живет и в мире, который находится внутри его собственной головы. Это инскейп[35], мир мыслей. В мире, состоящем из мыслей, — в инскейпе — каждая идея является фактом. Эмоции так же реальны, как гравитация. Сновидения обладают такой же силой, как история. Творческие люди, например писатели, в том числе Генри Роллинз[36], проводят много времени, подвисая в своих мысленных мирах. Но с-с-сильные творческие личности могут взять нож и разрезать стежки между двумя мирами, могут свести их воедино. Твой байк. Мои фишки. Такие у нас ножи.

Она снова наклонила голову и решительно передвинула фишки. Теперь они гласили:

ТИК ПАЦАНКИ ПРЕДАТЬ ВЗДОР МУЖА

— Какой тик, какой вздор? — спросила Вик.

— Да и выглядишь ты несколько юной, чтобы мужа иметь, — сказала Мэгги. — Сложная штука. Жаль, у меня нет другого «Э-э-эрудита».

— Значит, мой мост воображаемый.

— Но не тогда, когда ты на байке. Тогда он вполне реален. Это инскейп, втянутый в нормальный мир.

— Но вот твой мешочек с фишками. Это же просто мешочек. Он не очень-то похож на мой велосипед. И не делает ничего, что было бы явно невозмож…

Но не успела Вик договорить, как Мэгги взяла мешок, растянула шнурки и сунула руку внутрь. Фишки скрипели, постукивали и щелкали, словно она проталкивала свою ладонь в целое ведро с ними. За ладонью последовали запястье, локоть, плечо. Мешок был, возможно, в шесть дюймов глубиной, но рука Мэгги в один миг исчезла в нем по самое плечо, а на поддельном бархате даже не появилось никакой выпуклости. Вик слышала, как она зарывается глубже и глубже в то, что звучало, словно тысячи фишек.

— А-а-а! — закричала Вик.