Стивен Кинг - ОНО

— В чем дело, Рикки Ли?

— Н-нет, ничего…

Под глазами Хэнскома лиловели полукружья. На щеках горели пятна краски; покраснел даже нос, казавшийся воспаленным.

— Ничего, — прошептал Рикки Ли, не отрываясь от лица человека, умершего в глубоком грехе, но стоявшего у бокового выхода с дымящейся сигаретой.

— Я был чудовищно толстым и вечно без денег, — вдруг заявил Бен Хэнском. — Теперь я вспомнил об этом. И еще — о девушке по имени Беверли, о том, что Заика-Билл спас мне жизнь благодаря серебряному доллару. И меня пугает почти до безумия нечто еще, что никак не воскреснет в памяти, но я уверен, что вспомню, что это, еще до конца сегодняшнего дня. Но все это ерунда, я знаю — потом испуг пройдет. Но теперь подробности моего детства буквально распирают мое сознание. И мне надо ехать, потому что все, чего я добился и чем обладаю, — родом из детства, связано с ним тем или иным образом, да и вообще — за все надо платить. Может быть, потому Бог и делает нас сначала детьми, сначала ближе к земле, что знает: будет много падений, крови, прежде чем мы выучим один простой урок: за все, что получаешь, нужно платить, и владеешь ты тем, за что платишь… и что рано или поздно возвращаешься на свою родину.

— Вы приедете на уикэнд? — выдавил непослушными губами Рикки Ли единственное, за что еще цеплялась его расстроенная психика. — Вы вернетесь?

— Не знаю, — невесело усмехнулся м-р Хэнском. — Это немного дальше Лондона, Рикки Ли…

— Мистер Хэнском!..

— Отдай ребятам монеты, — повторил тот и выскользнул в ночь.

— Что за муть голубая? — подошла Анни, но Рикки Ли не обратил на нее внимания. Щелкнув по стойке, он подбежал к окну, выходившему на стоянку машин. «Кэдди» засветился подфарниками, взревел двигатель, и машина отъехала, оставив облачко пыли. Две красные точки габаритных огней удалялись по шоссе № 63 сквозь пыль, поднятую ночным ветерком Небраски.

— Он сел в свою коробку пьяный вдрибадан, а ты позволил ему уехать, — выговаривала Анни. — Это не дело, Рикки Ли.

— Ничего.

— Он убьется.

Всего лишь пять минут назад Рикки Ли придерживался той же точки зрения, но когда машина скрылась из глаз, он повернулся к Анни и отрицательно помотал головой.

— Не думаю. Для него все же лучше было уехать, пусть и на ночь глядя.

— Что такое он сказал тебе?

Он опять помотал головой. Все мысли перемешались, и он совершенно ничего не понимал.

— Не имеет значения. Только мне кажется, что вряд ли он здесь еще появится.

4

Эдди Каспбрак собирает аптечку

Чтобы узнать поближе среднего американского мужчину (или женщину) в последнем приступе молодости, достаточно бросить мимолетный взгляд на его (или ее) домашнюю аптечку.

Но Господи Иисусе, только загляните в аптечку Эдди Каспбрака в тот момент, когда он, бледный, дрожащей рукой открывает дверцу, и его полные ужаса глаза лихорадочно блуждают по ее содержимому, — зрелище поистине незабываемое.

Все три полки аптечки были забиты пузырьками и пузыречками, банками и баночками, бутылками, емкостями, упаковками с таблетками, пилюлями. Глядя на все это богатство, легко представлялся филиал крупной аптеки…

Эдди Каспбрак зашел в ванную, размахивая голубой сумкой. Положив ее на край раковины и расстегнув молнию, он принялся неверной рукой сгребать туда пузырьки, сосуды, тюбики, ингаляторы, пульверизаторы. В таком состоянии отобрать самое необходимое было сущим наказанием. Лимит времени не оставлял возможности задумываться. Выбор, с точки зрения Эдди, был жесток в своей простоте: либо жить и здравствовать, либо умереть от испуга, не успев ответить на вопрос «в чем дело?»

— Эдди, — окликнула его снизу Мира. — Эдди, что ты там де-э-э-лаешь?

Эдди бросил в саквояж очередную коробочку. Аптечка теперь была почти пуста, за исключением Мириного мидола. Эдди начал застегивать молнию, помешкал, прихватил и мидол — она купит себе еще.

— Эдди, — раздалось уже на пути к ванной.

Эдди застегнул молнию и вышел, помахивая сумкой. Он был коротышкой с робким, кроличьим выражением лица. Волосы изрядно поредели, то, что еще оставалось, торчало в беспорядке. Увесистая сумка пригибала его к земле.

— Что ты де-э-э-лаешь?

У Эдди не хватало духу признаться самому себе, что он женат на собственной матери. Мира Каспбрак была колоссом. Пять лет назад, когда они поженились, Эдди время от времени посещала мысль, что потенциал роста жены за пределами его представлений; уж на что необъятной казалась его мать, но Мира… Она казалась еще внушительнее, когда поднималась по лестнице. При движении ее белая ночная рубашка колыхалась на груди и бедрах. Лицо без косметики белело и лоснилось. Мира выглядела сильно испуганной.

— Я должен ненадолго уехать, — заявил Эдди.

— Что значит «ненадолго»? Кто это звонил?

— Ничего, — отрезал он, резво обогнув ее, и устремился к стенному шкафу. Поставив сумку на пол, он открыл дверцу и сгреб с вешалки полдюжины одинаковых черных костюмов, выделявшихся среди прочей одежды, как грозовое облако на ясном небе. В будни он носил темный костюм. Эдди нагнулся, вглядываясь внутрь шкафа; на него пахнуло антимолем и шерстью. Подтянув к себе сумку, он побросал в нее отобранное.

Над ним нависла тень колосса.

— В чем дело, Эдди? Куда ты собрался? Ответь мне!

— Я не имею права тебе сказать.

Мира стояла, беспокойно следя за ним и пытаясь решить, что бы еще спросить или сделать. Она было даже подумала, не закрыть ли его в чулане, пока он не успокоится, но никак не могла заставить себя сделать это, хотя определенно была в состоянии: у нее было преимущество в три дюйма и в добрую сотню фунтов. Но… она так ни к чему и не пришла, поскольку то, что происходило, было ни на что не похоже. Ее, пожалуй, меньше удивило бы зрелище нового цветного телевизора с большим экраном, плывущего по гостиной.

— Ты не можешь уехать, — услышала она собственный голос. — Ты обещал мне автограф Аль Пачино. — Бог знает какая бессмыслица, но все же лучше, чем ничего.

— Ты его получишь, — отрезал Эдди, — но поедешь за ним сама.

О Господи, вот еще новости…

— Я не могу. Я… никогда…