Владислав Выставной - Z – значит Зомби (сборник)

   Про все это я вспоминаю и рассказываю долго. А на самом деле события очень быстро мелькали, как слайды во взбесившемся диапроекторе… Когда я за ствол схватился, мертвяки уже до дальнего края скорбящей толпы добрались.

   4. Не всякий мертвец теряет аппетит

   – Молодой ты еще… – сказал Свиридыч без осуждения. – Не привыкший… С наше на реке поночуешь, среди бела дня не будут всякие страхи мерещиться.

   Николка попытался что-то возразить, но отец показал кулак – и парень осекся, успев издать лишь какой-то невнятный звук.

   – Рыбешка какая-то, – пояснил Парамоша. – Или рак… Любят раки утопленников… А уж корюха… Помнишь корюху, Свиридыч?

   – Где ж такое позабыть… Как-то по весне, Николаша, во время хода корюшки, тоже течением в «парашют» мертвяка занесло… Нынешний-то в сравнении с тем – свежачок, а тот уже протух порядком. Так корюшки на нем настоящий пир устроили. Прямо в брюхе копошились, среди кишок гнилых, кусочки отрывая-откусывая. У них пасти с зубами мелкими, но остренькими, мясо грызут не хуже пираний… Я с того дня по сию пору корюшку в рот не беру. Не лезет и все тут.

   Он говорил, с интересом поглядывая на Николку: сблюет или нет? Но не врал и не преувеличивал, история такая и вправду случилась.

   Тот не сблевал. Вообще не проявил интереса к давней страшилке. Стоял молча, опустив взгляд на утопленника, затем произнес без всякого выражения, без малейшей интонации:

   – Снова шевельнулся…

   – Тьфу, дурной… – огорчился Парамоша. – На вот, глянь, кто тут шевелится…

   Он носком сапога разгреб водоросли на груди трупа, до того от подводной растительности освободили лишь лицо. Вернее, начал разгребать… Николка смотрел выпученными глазами, уши парня краснели, как два стоп-сигнала. Свиридыч, всякого на рыбалке насмотревшийся, отвернулся и стал завязывать мешок с рыбой, ничуть не любопытствуя, какой именно из мелких подводных обитателей напугал Николку.

   Утопленник резким движением повернулся на бок. И вонзил зубы в голенище резинового сапога Парамоши.

   Николка вскрикнул. Парамоша не издал ни звука. Он даже не был напуган – зубы не прокусили резину и стиснули ее чуть в стороне от лодыжки. Парамоша был безмерно удивлен. Происходившее никак не укладывалось, не втискивалось в сложившуюся у него к сорока трем годам картину мира.

   Парамоша считал, что хорошо знает жизнь, причем познал ее на практике, не из печатных строчек и не с экрана… Новости по ящику он не смотрел (лишь слушал по радио местные, районные). Интернет считал дьявольским заморским изобретением, придуманным исключительно для того, чтобы сбивать с пути истинного подрастающее поколение. Слухи о странной эпидемии, разумеется, до Парамоши доходили. Но мало ли о чем болтают… Про человечков из тарелок, про экстрасенсов, про крокодилов в канализации – всему верить прикажете? В канализации дерьмо плавает – и ничего более. Точка, вопрос закрыт.

   Сейчас, за доли секунды, в личной Парамошиной Вселенной образовалась черная дыра, со свистом затягивавшая в себя реальность… Если многодневные утопленники начинают кусаться, то произойти может решительно все. Камни будут парить в небесах, вода течь в гору, а водку начнут раздавать бесплатно на детских у тренниках.

   Сознание не желало примириться с новой картиной мира. Парамоша, даже не пытаясь освободить сапог, лихорадочно вспоминал, что он пил сегодня (ничего, сто грамм на опохмел не в счет), что он пил вчера (поллитра на двоих плюс по три банки пивасика, тоже семечки). «Белочка» – штука вполне реальная, пусть и неприятная. Но хотя бы под основы мироздания не подкапывается.

   Николка был более информирован о происходящих в мире событиях. И, по молодости лет, более склонен верить необычному и небывалому. Он сообразил, что за гость с привязанной к шее канистрой оказался в их краях; дернулся было помочь отцу, но не успел.

   Утопленник резко мотнул головой, в голенище образовалась рваная дыра. Цап! – тут же последовал новый укус.

   На этот раз Парамоша зубы почувствовал, пока что через сапог. Дернул ногой, пытаясь освободиться – не сумел, потерял равновесие, растянулся на мокром песке.

    Мертвец сам разжал челюсти, но теперь ухватился за сапог руками, подтягивая себя к Парамоше и целясь запустить зубы в плоть, не защищенную резиной. Из широко распахнутого рта утопленника хлынула струя мерзкой жижи – грязная вода в смеси с илом, песком и гниющими остатками прошлогодних водорослей… Отчасти Парамоша со Свиридычем были правы – в извергнутой жиже трепыхалось-извивалось что-то мелкое, не то пиявки, не то вьюнчики-пескоройки.

   Николка не присматривался к подводной фауне, нашедшей приют в мертвой утробе. Он ударил мертвеца ногой, однако не со всей силы, с осторожностью.

   Врезал свободной ногой и лежащий Парамоша; бред это или явь, но запускать в себя зубы он никому не позволит, даже собственной алкогольной галлюцинации. Врезал, как бьют при дилемме: убей или умри.

   Каблук вмялся мертвецу в лицо, голова мотнулась назад, что-то хрустнуло – может, скуловая кость, может, позвонки…

   Изо рта утопленн ика вырвался непонятный звук – не крик, не стон, не рычание… нечто чмокающее, сосущее, напоминающее звуки, издаваемые стоком ванны в тот момент, когда почти вся вода ушла и в канализацию стекают последние капли. Только гораздо громче.

   Но скрюченные пальцы, вцепившиеся в ногу Парамоши, не разжались. Голова скособочилась, свесилась набок – похоже, шейные позвонки действительно были сломаны – но распахнутая пасть упорно стремилась откусить-таки кусок живого мяса…

   Что-то стремительно мелькнуло над Парамошей – он не успел разглядеть, что именно, – и все закончилось. Хватка разжалась, мертвец, отброшенный страшным ударом, еще шевелился, ноги скребли по песку, но то была уже агония… Если, конечно, такой термин применим к трупу не первой свежести.

   Свиридыч зашел с другой стороны, примерился – уже не спеша, тщательно – и вновь обрушил кувалду на голову утопленника. Голову, впрочем, она теперь напоминала мало.

  Еще два удара – и мертвячья башка окончательно превратилась в бесформенное месиво. Свиридыч взглянул на дело своих рук, сорвал пучок прибрежной осоки и стал обтирать кувалду. Очень тщательно и молча.

   Им повезло, что кувалдометр оказался под рукой в нужный момент. Поехали бы впятером, как первоначально планировали, – обошлись бы без кола, глубоко вколоченного в берег (к нему привязали короткое крыло невода, а длинное тянули втроем). И, соответственно, без инструмента для вколачивания. Сколько пришлось бы утихомиривать бойкий труп руками, ногами и складными ножами – неизвестно. И что он мог успеть натворить за это время, неизвестно тоже.