Вольфганг Хольбайн - Анубис

Но, честно говоря, он не собирался так долго ждать. Они познакомились с Дженис в тот день, когда она прибыла в Гарвард, и с тех пор вот уже три года были вместе. Нет, они еще не дошли до крайности, но Могенс был молодым здоровым мужчиной с естественными потребностями, а Дженис отзывчивой современной девушкой, которая, правда, еще никогда не переступала границы дозволенного, но иногда делала, а больше говорила вещи, которые вогнали бы благочестивую матушку Могенса в краску стыда. Они ни разу не говорили об этом — им не позволяли приличия — но недвусмысленные намеки и особенно взоры дали Могенсу понять, что она сделает ему конечный подарок еще до его отъезда, чтобы скрепить этим клятву верности на предстоящий год. А это значит, сегодня или самое позднее завтра, потому что уже послезавтра, подхватив давно упакованные небогатые пожитки, он покинет Гарвард.

Снова раздались шаги впереди в темноте и вырвали его из раздумий. Могенс схоронился за старым надгробием в человеческий рост, которые господствовали в этой части кладбища, чтобы в свою очередь оставаться невидимым. Но, похоже, это не было необходимым. Тьма была почти всеобъемлющей. Два-три дня назад было новолуние, к тому же небо было затянуто облаками. К вечеру собиралась гроза. И хотя дождь так и не пролился, тучи, несмотря на порывы свежего ветра, не рассеивались. Было так темно, что Могенсу стоило труда разглядеть даже знаменитую руку скульптуры перед глазами. Для его с Дженис лукавых пряток вовсе не требовалось аидовой тьмы, но для того, что они задумали с Джонатаном, она была как по заказу.

Пока он прислушивался к проворным шагам подружки и пытался на слух оценить расстояние до нее, его в последний раз посетили сомнения. Нет, он не чувствовал угрызений совести. Марк и, прежде всего, эта несносная Элен, отвратительная особа, с которой тот якшался уже целый год, чего никто не мог понять — злые языки поговаривали, что и сам он этого не понимал, — давно заслужили того, чтобы их проучить. Все приготовления уже проведены, Могенс, Бетт и особенно Дженис проинструктированы. Они подробно и тщательно обсудили свой план, так что ничего не должно было сорваться…

А все начиналось так безоблачно. Джонатан Грейвс, Марк Девлин и он сам шесть лет делили общую комнату в студенческом общежитии, так что иначе и быть не могло, что они знали почти все друг о друге. Могенса это ничуть не угнетало. Он вел обычный для студента образ жизни, и если и имел секреты, то они были такими же, как у всех школяров его возраста. Джонатан, Марк и он настоящими друзьями никогда не были — для этого они слишком мало симпатизировали друг другу, — и вряд ли когда-нибудь могли ими стать, но они были соседями по комнате и сокурсниками, а это значило, что считались друг с другом и закрывали глаза на определенные слабости и недостатки других. Первые пять лет это негласное соглашение, которое было старо, как само студенческое братство, строго соблюдалось. А потом Марк познакомился с Элен, и все пошло наперекосяк.

Элен была своеобразной натурой, и не только Могенс тщетно задавался вопросом, что в ней нашел Марк. Она не блистала ни особой привлекательностью, ни выдающимся умом или красноречием. Но умела подчинить Марка своему дурному влиянию. Он начал меняться, стал эгоистичным и нетерпимым и, как следствие, все более заносчивым. Не осталось ничего, чем бы он был доволен, ни единого шага товарищей, по поводу которого он не жаловался бы, ни малейшей слабости, которую он не осмеял бы, подчас очень зло. Поначалу и Могенс, и Джонатан пытались просто игнорировать такое его поведение, но это давалось им все труднее и труднее, и под конец стало совсем невыносимым.

Вот так и созрел план посчитаться с Марком и его рыжей Гарпией в последний выпускной вечер. Способ нашелся быстро. В конце концов, и Марк, и Элен неустанно подносили им боеприпасы.

Больным местом, которым Марк постоянно бредил — и по большей части coram publico[6] — был общеизвестный интерес Могенса ко всему непознанному и сверхъестественному. Вообще-то Могенс на самом деле предавался этому увлечению почти что с одержимостью, но всякий знал, что при этом его подход был чисто научным и рациональным. Чем сомнительнее казалась история, чем безумней легенда, чем необъяснимей случай, тем воодушевленнее Могенс набрасывался на них и пытался найти рациональное зерно в мифе, экстрагировать объяснение из вроде бы необъяснимого, постичь кажущееся непостижимым, а если это невозможно, то хотя бы понять, почему оно невозможно. Могенс стал охотником за оккультным, но с одной-единственной целью: развеять чары и морок. Всем в университете это было известно, не исключая и Марка, что не мешало ему при каждом удобном случае насмехаться над «этими глупостями», особенно тогда — и при ее активной поддержке, — когда рядом с ним находилась Элен. Он буквально не упускал ни единого повода, чтобы не подчеркнуть, что любой, хоть в какой-то мере интеллигентный человек не станет верить в такую чепуху.

Так что идея отомстить ему именно таким образом пришла сама собой. Хотя Могенс в принципе не признавал таких недоразвитых шуток, в последнее время Марк так его достал, что он готов был дать ему урок.

И вот теперь он не был так уж уверен, что идея, казавшаяся блестящей при подготовке, на деле не окажется глупостью. Конечно, Марк и Элен заслужили отмщения, но сейчас, когда он вытащил из кармана и напялил на себя каучуковую маску, которую он вместе с Джонатаном и Дженис мастерили целую неделю, то подумал, что через какой-то момент пути назад уже не будет.

Могенс подумал о молчаливом обещании, которое он прочел в глазах Дженис, и теплая щекочущая волна разлилась по его телу. Ладно, они находятся на кладбище, нечистое — безотносительно к пиетету и нравственным устоям — место. Но, в конце-то концов, они не средневековые школяры, а просвещенные новоиспеченные академики начинающегося двадцатого века, и остается всего два дня до их расставания с Дженис на долгие месяцы. Кладбище это или нет, здесь достаточно укромных уголков, а прошедший вечер и хорошая порция портвейна возымели свое действие. Могенс бывал здесь довольно часто и при дневном свете, так что нормально ориентировался.

Здесь как раз есть — неподалеку от того места, где он стоит — целая куча не одним поколением заброшенных мавзолеев, которыми пользуются и более юные студенческие пары для тайных встреч. Что видно хотя бы по тому, что кладбищенские сторожа давно перестали вешать на их двери новые замки, потому что на следующую ночь они снова окажутся взломаны. Могенс тоже бывал там раз-другой, правда, не с Дженис и в те времена, когда они еще не завязали своей платонической дружбы. Тем не менее он помнил, что до ближайшей гробницы всего-то несколько шагов, как знал и то, что в эту ночь будет достаточно лишь легкого кивка головы, чтобы Дженис последовала туда за ним.