Бумажный тигр (I. - "Материя") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич

— Чабб! Как здорово, что я встретил вас. Я думал, вы обычно обедаете в «Утке». Сбежали? Ну и правильно. Напитки у старого шотландца обычно неплохи, но вот по части блюд, положа руку на сердце, все не так гладко. Чертовски много жира и специй! Хотите совет врача? Избегайте жира, он скверно действует на желудок и желчь. Лучше побольше курите, это укрепляет легкие и держит в тонусе!

— Да, я, пожалуй…

— А еще лучше зайдите ко мне на чашечку кофе. Настоящий мадридский, первого сорта!

Лэйд лучше всех знал цену «настоящего мадридского кофе первого сорта» — тот был куплен в его собственной лавке, но заставил себя улыбнуться.

Он сам охотнее сошелся бы в схватке с дюжиной брауни, вооруженных швейной машинкой и раскаленными щипцами для завивки, чем провел следующий час в обществе доктора Фарлоу, слушая его рассуждения, украшенные остроумными оборотами гуще, чем витрины Айронглоу — бантами. Доктор Фарлоу мог быть прекрасным собеседником — интеллигентным, начитанным, рассудительным, но, как и многие люди его профессии, часто попадал под гипноз собственного голоса.

Если бы дело касалось его, он не раздумывая отказал бы Фарлоу. Но дело касалось Лэйда Лайвстоуна — прижимистого лавочника с Хейвуд-стрит, который мнит себя джентльменом и никогда не отказывается от дармового угощения, как и от возможности потрепать языком.

«В сущности, мой костюм не изящнее, чем у Капитана, — подумал Лэйд, — Я тоже привык к нему так, что иногда почти не замечаю. Даже более того, иной раз он порывается самостоятельно действовать, даже не спрашивая меня. Господи, наверно не за горами тот день, когда я проснусь в полной уверенности, что я действительно — мистер Лэйд Лайвстоун по прозвищу Чабб!»

— Ну, раз вы настаиваете…

В аптеке Фарлоу было безлюдно, как и в бакалейной лавке, но здесь царил приятный дух, непохожий на тот сонм ароматов, что вытеснял из «Бакалейных товаров Лайвстоуна и Торпса» весь воздух, замещая его запахами сухого гороха, чая, скипидара и специй. Кофе доктор Фарлоу варил очень умело, священнодействуя с печкой и бронзовой туркой так изящно, будто они были медицинскими инструментами. И выходило у него на самом деле недурно. Если бы при этом еще какая-то сила могла заставить Фарлоу молчать…

— Немцы всегда были исключительными романтиками в медицине, — заметил он, тщательно следя за кофейной пенкой, — Полагаю, это все Шиллер. Немцы склонны увлекаться им, не замечая, как этот слабовольный меланхолик с довольно посредственными представлениями о жизни непоправимо внушает им ложные представления об окружающем мире. Из-за того немецкие врачи все ужасно легкомысленны. Вместо того, чтоб заниматься настоящим врачебным ремеслом, тяжелым и честным, как Листер и Бриджесс, норовят вооружится какой-нибудь фантазией, будто та заменит и скальпель и клистирную трубку! Хотите ли знать, в прошлом месяце «Ланцет» напечатал одну забавную статью, по поводу которой в наших кругах уже ходит множество забавнейших фельетонов. Вообразите себе, какой-то немец по имени Ринтхен якобы изобрел машинку, которая испускает невидимые лучи!

— Вот как? — рассеянно поинтересовался Лэйд, — Что ж, если они излечивают немецкую чванливость, аппарат заслуживает право на существование…

— Еще интереснее! Эти лучи должны просвечивать человеческое тело насквозь, выявляя сокрытые в нем болезни. Лучи, Чабб! Словно это какой-нибудь волшебный фонарь[36]! Через каких-нибудь пять лет начнется новая эпоха человеческой жизни, славный двадцатый век, а немцы всё ведут себя как инфантильные подростки. Впрочем, этот их Килльский канал, конечно, недурное техническое достижение, здесь я воздержусь от скепсиса…

Доктор Фарлоу аккуратно разлил кофе по чашкам. Ловко у него это получалось, не поспоришь, даже элегантно. Едва ли короткие пальцы Лэйда справились бы с такой тонкой работой.

— Раз уж речь зашла про немцев, можете послать человека в мою лавку, — сказал он, с благодарностью принимая дымящуюся чашку, — У меня давно лежит бутыль славного киршвассера[37]. Думаю, если добавить по три капли в кофе, получится недурно.

— Говорят, настой на черешневых косточках полезен для поджелудочной, — согласился Фарлоу, — Одну минуту, старина.

— Заодно выпьем за упокой души несчастной леди Гаррисон…

Бронзовая турка в руках Фарлоу внезапно издала тревожный звон, столкнувшись с углом печки. Непростительная оплошность для его ловких грациозных рук.

— Что? Что вы хотите этим сказать?

Фарлоу уставился на Лэйда так, будто тот только что произнес нечто в высшей степени странное для любого врача мира, а может, даже и нелепое. Что-то вроде того, что козья шерсть превосходно лечит мигрень, или смешанная с речной водой сажа помогает от подагры…

— Я думаю, мы, как добрые протестанты, должны сопроводить душу леди Гаррисон молитвой и добрым словом, — осторожно произнес Лэйд, — Разве не так это обычно делается?

— Нет, стойте… Вы хотите сказать — она умерла? Как… Когда это случилось?

Фарлоу выглядел изумленным. Он и был изумлен — настолько, что не обратил внимания на капли кофейной гущи, падающие на стерильно чистый аптечный стол, на котором он обычно изготовлял пилюли.

Лэйд тоже был удивлен. Доктор Фарлоу, разумеется, заботился о своих клиентах, как и подобает человеку, имеющему свое дело в Миддлдэке, но он не был похож на человека, который способен так близко к сердцу принять смерть старой затворницы, которая и из дому-то показывалась несколько раз в год.

Может, миссис Гаррисон была его постоянной клиенткой? Впрочем, едва ли. Несмотря на возраст, она не производила впечатления болезненной, хоть и держалась тихо. И уж точно она не интересовалась патентованными пилюлями Питерса для похудения или пиявками…

— Господи, Абриэль! — Лэйд поспешно придал лицу соответствующее моменту выражение, — Простите меня. Я-то думал, Саливан уже раззвонил про этот случай на весь Хукахука. Миссис Гаррисон скончалась сегодня ночью, вместе со своей служанкой и садовником. Угарный газ.

— Миссис Гаррисон? Служанка? — Фарлоу удивленно моргал, не выпуская из руки злосчастную турку и не замечая испачканного стола, — Стой, ты же говоришь о той старухе, что живет в конце Хейвуд-стрит? В таком старом ужасно грязном домишке, как его… Мунфорт-хаус…

— Мэнфорд-хаус, — поправил Лэйд, — Ну естественно, черт возьми! Кого еще я мог иметь в виду, ведь не Кэролайн Гаррисон[38], в самом деле? Та самая, которой ты недавно продал стрихнин.

К его изумлению доктор Фарлоу расхохотался. Не так благодушно и звучно, как смеялся обыкновенно после пунша и хорошей партии в карты, как-то более нервно и сухо, как показалось Лэйду.

— Храни вас Бог, старина, ну и напугали же вы меня только что! Разумеется, я имел в виду не ту отшельницу в черном тряпье, похожую на нетопыря и выбирающуюся из дома лишь в безлунные ночи. Уж ей-то я ничего не смог бы продать при всем желании — ни она, ни ее служанка отродясь не бывали в аптеке. Что ж, если сидеть взаперти день-деньской, подальше от солнца, немудрено дожить до ста лет безо всяких лекарств… Однако досадно, что она умерла. Не знал.

Лэйд ощутил легкое головокружение. Такое бывает, если пройтись в полдень по Хейвуд-стрит без шляпы.

— Но вчера, когда мы сидели в «Глупой Утке», вы сказали…

Доктор Фарлоу хлопнул себя по лбу.

— Я понял! — провозгласил он, — Вы попросту все перепутали, Чабб. Спутали двух леди между собой. Разумеется, я имел в виду мисс Гаррисон, а не миссис.

— Я думал, вы оговорились, — пробормотал Лэйд, — «Мисс» и «миссис»… Как глупо с моей стороны.

— Я никогда не оговариваюсь, — с гордостью произнес Фарлоу, — Мы, врачи, очень щепетильны по этому поводу. Попробуй только спутать какое-нибудь латинское слово с созвучным ему — и вот у тебя уже в руках не лекарство, а чистый яд!

Яд… Стрихнин… Лэйд пожалел, что так и не успел послать за киршвассером.