Влада Медведникова - Бирит-нарим

— Ты возьмешь мою кровь? — спросила Нидинту. И куда делся ее страх? — Я знаю, что она нужна тебе часто, Илку каждый вечер…

Я пил твою кровь недавно, ты еще слаба. Если выпью сейчас — выживешь ли?

— Я не Илку, — сказал Лабарту. — А ты слишком разговорчива для рабыни. Иди.

Нидинту поспешно вскочила, поклонилась и выскочила за дверь.

И только теперь Лабарту понял, как устал. Он добрался до постели и лег, не раздеваясь. Сон уже тянул в глубину, цветные образы кружились, увлекая в свой хоровод.

Ни войны, ни потопа не хочу я видеть во сне. Пусть мне приснятся женщины, оставшиеся в Аккаде. Пять наложниц, ждущих меня в царской столице… Молчаливая Этта, Илтани, чьи руки покрыты татуировками, кудрявая Закити, Гемету, играющая на арфе и поющая так сладко, и совсем юная темнокожая Нарда…

Ему приснился дождь.

Глава седьмая Черные волны

Вода текла по серым камням, рассвет сменялся закатом, пузырилась глина под ногами… День за днем, а дождь все не кончался и не кончится никогда. Вечно стоять в путах, во власти боли, сжигающей изнутри, звенящей в воздухе. Чувствовать, как клыки впиваются в твои запястья, как утекает из тела кровь… И возрождается вновь под звук капель, стучащих по камням. Нет сил говорить, и только одна мысль бьется снова и снова:

«Не приходи! Ты останешься жива, если не придешь! Не слушай меня, не иди, не надо!»

— Кэри!

Лабарту проснулся от собственного крика. В комнате было душно, чад от коптящего светильника мешался с запахами воскурений. Руки затекли, словно и вправду он стоял, привязанный к каменному столбу. Шрам на запястье пульсировал болью.

— Это сон, — прошептал Лабарту и сел, откинул покрывало. — Это было давно, очень давно, все кончилось, это только сон…

Он не мог даже думать о том, чтобы вновь опуститься на постель. Ведь стоит закрыть глаза — и погрузишься в грезы. Люди говорят: злой дух наслал страшный сон. И защита — заговоры, травы и амулеты. Но то люди, а кто оградит от кошмара демона, пьющего кровь? Если вновь пойдет бесконечный дождь и небо затянут серые тучи, хватит ли сил, чтобы разорвать тенета боли и страха?

Рубашка промокла от пота, потолок, казалось, стал ниже. Не глядя по сторонам, Лабарту вышел из дома.

Миновал двор, полный спящих людей, — кто-то приподнялся, окликнул его, но Лабарту лишь махнул рукой и пошел прочь. Даже на пару слов сейчас не было сил.

Город спал. Ветер доносил привкус морских волн и еле приметный запах тростника и асфальтовой смолы — запах кораблей. Гавань совсем рядом, за опустевшим рынком, и людей там много, стоит лишь немного пройти…

Я хочу убить. Мысль была ясной, как полночные звезды. Выпить кровь до последней капли, чужой жизнью смыть память о боли. Мне не нужны жертвы, я хочу убить.

Лабарту ускорил шаг. Город казался нереальным — ночная сказка, теплый воздух, южный берег… Но настоящим было лишь северное море, то, возле которого умерла Кэри, оставив после себя лишь пустоту и пепел.

Я кровью залью эту память и сны.

Сны о том, что случилось на севере. О тех, кто не считал зазорным пить кровь себе подобных. О тех, кто связал его колдовскими путами и сделал жертвой в храме солнца.

Они пили мою кровь. Там, в путах холода и жажды, что-то сломалось внутри меня и никогда не восстановится, мне никогда не стать сильным. Но я жив, потому что Кэри… Потому что Кэри пришла и…

Из-за дома вышел человек, остановился на углу, потянулся, зевая. Лабарту зажмурился на миг — так ярко вспыхнула вдруг огненная сеть под кожей ночного прохожего. Мысли исчезли, словно и не было их, и Лабарту не стал медлить.

— Его нельзя оставлять здесь, — сказал хозяин гостевых покоев. На висках у него выступили капли пота — солнце поднялось высоко, и тростниковый навес не спасал от жары. — Злой дух, что в нем, может накинуться и на других. Потому…

Лабарту отвернулся и, не слушая, опустился на землю возле Адад-Бааля.

Тот лежал у стены, в узкой полосе тени. То ли сон владел им, то ли тяжкое забытье — веки подрагивали, на щеках горел лихорадочный румянец. Лабарту коснулся его руки — она была горячей, как кирпичи, нагретые солнцем.

Болен.

Подарок Илку, раб, предназначенный в пищу, с трудом дышал, и кровь его превратилась в отраву.

Жрица на корабле предрекла ему смерть, и я думал… Но я ни сделал еще ни глотка из его жил, но вот болезненный жар сжигает его тело. Но…

Лабарту поднялся.

— Где у вас заклинатели, изгоняющие духов болезни? — спросил он. — В какой храм отнести его?

— Не в храм, — покачал головой хозяин гостевого двора. — Слишком тяжко он болен. Если кто и сможет помочь, так только мудрые люди, что живут на холмах за городом.

Те, кому отдана на обучение Тини-полукровка… Она сказала: «Потопа не будет», дар провидения в ее крови. А раз так — предсказания старухи ложны, Адад-Бааль будет жить.

— Кури! — крикнул Лабарту.

Рослый раб поспешно обернулся на зов, и в тот же миг Лабарту ощутил движение в стороне — словно закатный луч качнулся в водах канала или теплый отблеск заиграл на краю медной чаши.

У ворот стоял пьющий кровь. С виду — молодой ловец жемчуга, высокий и гибкий, без украшений, в простой набедренной повязке. Но он и вправду был еще юн, не стал сам себе хозяином. И, должно быть, оттого медлил в нерешительности, не подходил.

Лабарту сказал рабу, что следует делать, и направился к ждущему экимму. Тот приветствовал его, как старшего и тут же выпалил, не дав произнести ответных слов:

— Госпожа велела отыскать тебя. Сказала: «Пусть он немедленно придет ко мне».

— Немедленно? — повторил Лабарту. Зачем он мог понадобиться хозяйке Дильмуна?

Посланник опустил глаза. Казалось, он ждал ударов или гневных слов.

— Она послала меня за тобой, — проговорил он и отступил на шаг. — Об остальном она скажет сама.

— Хорошо, — кивнул Лабарту. — Идем.

Вода струилась, прозрачным водоворотом утекала в отверстие в полу. Чистый источник — такой ключ в земле Шумера назвали бы благословением и даром богов, относились бы с величайшим почтением. «Благодарим за милость, за сладкую воду», — такие слова говорят люди, и лишь затем черпают желанную влагу, наполняют кувшины и утоляют жажду.

Лабарту оторвал взгляд от искрящейся воды и сказал:

— Я делал все, как велит закон, не нарушил ни одного правила. Пришел к тебе, и ты разрешила мне пить кровь. В чем моя вина?

— Я не обвиняла тебя, — ответила Зимри-Айя. — Я спросила, почему ты убил.

Ничем хозяйка Дильмуна не походила на свою дочь. Держалась отстраненно, словно между ней и Лабарту стояла невидимая стена. И одета была как царица: тонкое платье сколото на плече лазуритовой застежкой, руки унизаны золотыми и серебряными браслетами, в ушах качаются длинные серьги. Да и двор, где принимала она гостя, походил на царское жилище. Журчащая вода, мягкие подушки, вино в каменных чашах…

Лабарту не знал, кем была для людей Зимри-Айя. Наследницей большого имения? Женой богатого торговца? Лабарту привели сюда тайно, впустили через заднюю калитку. Что ж, в первый раз он не спросил, а теперь не время для вопросов.

— Я хотел выпить все, до последний капли, — сказал Лабарту. Зимри-Айя вскинула голову, тихо звякнули серьги. Казалось, думала что-то сказать, но промолчала. — Разве ты сама не знаешь? Если выпить жизнь вместе с кровью, обретаешь особую силу. Даже раны, нанесенные серебром, заживают легче, и разум проясняется, даже если жажда владела тобой несколько дней.

— Ты был тяжело ранен? — спросила хозяйка Дильмуна. — Или жажда была так сильна?

Голос ее звучал ровно, но смотрела холодно. Как такое может быть, что золотисто-карие глаза стали похожи на осколки льда?

— Нет, — ответил Лабарту. Как объяснить? Что она может знать о тьме и отчаянии, сковывающем душу? Ночью лишь кровь может смыть воспоминания о боли, да и при свете дня кровь — лучшее лекарство. Но Зимри-Айя сидела неподвижно, ждала, и Лабарту продолжил: — Я не был ранен, и жажда только пробудилась. Но мне приснился плохой сон, и оттого я должен был…

— Плохой сон?! — Хозяйка Дильмуна хлопнула ладонью по столу, и чашки подпрыгнули от удара. Вино расплескалось, потекло по светлому дереву. — Из-за плохого сна ты убил человека?!

— И что такого? — Лабарту мотнул головой, отбрасывая волосы с лица. — Он человек, его кровь — наша пища, ты дала мне разрешение…

— Я не знала, что ты станешь убивать! — воскликнула Зимри-Айя. От холодной сдержанности не осталось и следа. — Ты не был голоден, тебе и нескольких глотков бы хватило, но ты убил, просто так, ради своей прихоти!

— Мне было нужно! — Гнев закипал внутри, и Лабарту сжал кулаки, чтобы сдержаться. — Я ничем не нарушил правил!