Мария Барышева - Коллекция

— Да уходи же!.. — яростно снова закричал Вадим, но она легко повела рукой, и его крик стал беззвучным. Одна из крылатых женщин вдруг оказалась возле него в стремительном текучем движении, положила узкую ладонь ему на плечо, и Князев, скривившись, вдруг резко накренился к земле, словно прижавшаяся к его плечу ладонь весила не меньше центнера. Кира оглянулась — провал за ее спиной раздвигался все шире и шире. Через него, впрочем, еще можно было перемахнуть одним прыжком… пока еще можно было…

— Решай, — мягко сказали ей, и в следующее мгновение к Кире приглашающе протянулась рука с длинными тонкими пальцами. Кира оглянулась еще раз, потом повернула голову, и ее взгляд приковался к этим пальцам, которые столько предлагали… и следом за взглядом потянулась вдруг и ее рука — вначале медленно и робко, но вот уже жадное нетерпение протекло в это движение, а пасть провала позади распахивалась все шире, раскалывая усеянную бледными цветами равнину. Кира, глубоко вздохнув, качнулась вперед, и в этот момент Вадим вдруг резко вывернулся из-под придавившей его ладони, метнулся в сторону, сбил на землю уже взметнувшееся навстречу в прыжке черное тело пса, перекатился через него, подскочил к Кире и схватил ее в охапку, и ее рука, уже почти коснувшаяся пальцев женщины, улетела, и женщина вскрикнула, и в крике этом было изумление, и была злость, и была насмешка, и было что-то еще — темное, и в то же время странно снисходительное.

Вадим ринулся к провалу, на бегу спустив девушку на землю и крепко держа за запястье, и Кира покорно мчалась следом, мало что соображая. Уже у самого края он резко остановился, и его рука на развороте с силой дернула Киру вперед и разжала пальцы, так что Кира, не успев даже вскрикнуть и затормозить, по инерции пролетела над широким провалом и рухнула на землю по другую его сторону, больно ударившись бедром, и, с хрустом смяв бледные цветы, откатилась назад. Тотчас же она вскочила и повернулась, но провал уже расползался стремительно, и перепрыгнуть его уже было невозможно, и где-то там внизу яростно и страшно ревела бушующая река, а Вадим стоял на противоположной стороне, сжав губы и чуть прищурившись. Отступили куда-то темное божество и его мрачная свита, и к краю провала, медленно заволакивающемуся туманной дымкой, один за другим подходили люди и псы, а Кира, в бессилье сжав пальцы, смотрела только на Вадима, дрожа всем телом и чувствуя, как больно колотится в груди сердце, словно где-то там опять поселился страшный кристалл… но нет, это был не он. Кристалл можно было вырвать. То же, от чего сейчас было столько боли, вырвать было невозможно. Он стоял на другой стороне, которая уходила все дальше и дальше… Он остался на другой стороне…

Он остался…

Не выдержав и ни о чем больше не думая, Кира с болезненным вскриком рванулась к краю чудовищной пропасти, раскинув руки…

И с размаху ударилась о стену.

IX

Кира не сразу поняла что произошло. Почти минуту она тупо смотрела на знакомые выцветшие обои в цветочек, не замечая ни боли, ни крови, текущей из разбитого носа. А потом навалилось осознавание, пронзительное и безжалостное, и она закричала — громко и страшно, как смертельно раненая волчица. Она кричала и кричала, запрокинув голову и яростно колотя руками по стене, расшибая их в кровь, — в нелепой, безумной надежде пробиться туда, куда ей больше не было хода. Она кричала, пока были силы, но вот и кончился крик, и только хрип уже вырывался из раскрытого рта. Ее руки последний раз ударились о стену, и Кира сползла на пол, скользя ладонями по обоям и оставляя на них кровавые полосы, которые теперь уже никуда не могли исчезнуть. Хрипло, со слезами дыша, она перевернулась и привалилась к стене затылком, но тут же выпрямилась, ощутив, как по лбу скользнуло что-то холодное и металлическое. Подняв руки, Кира стащила с себя нечто, охватывавшее ее лоб. Это была диадема, подаренная ей странной маленькой гостьей. Пальцы Киры сжались на чешуйчатых золотых змеиных телах, она взглянула на яркие радужные камни и со злым возгласом отшвырнула диадему прочь. Так прокатилась между канделябрами с давно прогоревшими и уже остывшими свечами, два раза крутанулась около батареи по стеклянным осколкам и мягко легла на пол, и золото вспыхнуло в солнечных лучах, щедро льющихся в комнату из разбитого окна, за которым криво висела сорванная решетка. Жаркое утреннее солнце впервые наполняло комнату до самого потолка, изгнав прочь извечный полумрак и холод, и теперь она казалась больше и выглядела еще более запущенной. И глядя на золотистые нити паутины на потолке, Кира окончательно поняла, что странного мира за стенами больше не существует, и она сидит в самой обычной квартире. Ушли тени. Ушли стражи. Ушли все события, свершавшиеся в тот или иной лунный день. Она осталась одна. Наедине со своей памятью. Наедине со своей верой, которая будет длиться до тех пор, пока не закончится ее собственная жизнь. И кто-то там, далеко, будет теперь питаться и ее верой тоже.

Вытерев щеку, Кира оглядела комнату. Ее взгляд остановился на брошенной возле стены одежды Стаса, которая уже никогда не понадобится своему хозяину. Встав, она собрала свою разбросанную одежду и кое-как оделась, с трудом попадая ногами в брючины и болезненно щурясь от непривычно яркого света. Подошла к окну, осторожно ступая среди осколков, и резким рывком задернула шторы, потом взглянула на стену, на которой так и остались пятна ее крови. Чуть правее кресла у плинтуса что-то лежало. Подойдя, Кира наклонилась и подняла цветок — бледный призрачный цветок из другого мира, вернувшийся вместе с ней — словно прощальный дар того, кто никогда больше не придет. Лепестки цветка были снежно-холодными, и она спрятала его в ладонях, отчего-то испугавшись, что цветок сейчас растает.

Кира обернулась в сторону коридора. Странно, что до сих пор никто не стучит в дверь, не кричит в окна. Ведь уже утро. Прошла целая ночь — самая огромная и темная ночь в ее жизни. Кира вдруг засмеялась, и смех был тихим, сухим и болезненным.

Она пошла в свою комнату, достала из шкафа сумку и быстро побросала в нее часть вещей. Вернувшись в гостиную, собрала валяющиеся на полу драгоценности в пакет, бросила туда же диадему и свалила все это в сумку, после чего вытащила из шкафа оставшиеся свечи, вставила их в канделябры и зажгла. Подхватила один из канделябров, оглянулась на пластилиновые фигурки на столе и пошла по квартире, совершая последний обход, и всюду за ней оставался огонь. Хилый вначале, он постепенно набирал силу, разрастался, вспыхнула ярким пламенем хрупкая бамбуковая занавесь, огонь полз по паласу среди смятых, вываленных из кладовки старых газет, лизал растрескавшуюся полировку, которая тут же шла пузырями, жадно пожирал тонкие шторы и лохмотья обоев, и плавились, растекались пластилиновые фигурки, шевелясь от жара. Большое вращающееся кресло в гостиной вдруг оделось пламенем, превратившись в пылающий трон, но Кира этого уже не видела. Перекинув ремень сумки через плечо, она открыла дверь, обернулась, глядя на валящие из открытой кладовки густые клубы дыма, после чего со всей силы хлопнула дверью о косяк и вышла в жаркое августовское утро.