Алекс Норк - Подует ветер

Она уже нюхом почувствовала врага, но думала пока не о нем — нужно было понять, что вокруг.

Несколько человек в зале быстро передвигались, делали что-то на столах, двигали стульями.

Несколько раз она мягко проскальзывала под другие столы и стулья, когда люди проходили слишком близко.

Потом люди стали исчезать, и, наконец, в зале их осталось только двое.

Он… и еще один.

Бороться с двумя — очень опасно. И, чтобы этого избежать, Кэрри неслышно вспрыгнула на подоконник и спряталась за занавеской.

«Терпение, — подсказывал ей инстинкт, — терпение побеждает».

И вот! Второй человек ушел.

Но даже, если бы Кэрри была не опытной взрослой змеей, а мелким детенышем, она не напала бы сразу.

Враг много двигался и не был понятен — отошел… повозился с каким-то ящиком у высоких перил, вернулся назад.

Кэрри ждала и одновременно принюхивалась — действительно ли нигде в помещении не осталось других людей?

Нет… никого.

Так значит уже не следует тянуть!

Она шевельнула лапой, отодвигая материю, чтобы спрыгнуть вниз, но враг вдруг посмотрел в ее сторону.

Он видит ее или нет?!

Нет, вот он отвернулся… Теперь снова глядит сюда!

Кэрри заволновалась, но вдруг почувствовала, что только ее черные глаза впиваются в него через неплотную материю. Он сам ее не обнаружил… хотя и идет навстречу… Глупый враг!

Что может быть лучше!

Потом она быстро осмотрелась, нашла в полуподвале какую-то щель, выбралась наружу и неторопливой рысцой побежала к хозяину и к дому.

Только полости под ее острыми зубами были почти пусты.

Дома Кэрри сразу пошла в вольер, почувствовав исходящий оттуда запах пищи. Но к ее удивлению там стояли сразу две плошки. Она понюхала и стала есть из второй, жадно заглатывая небольшие очень вкусные кусочки. И не просто вкусные — в них было то, в чем она очень теперь нуждалась — те самые травки, которые она всегда долго искала в пустыне и отрывала безгубой мордой, чтобы ее полости под кривыми спрятанными внутрь зубами снова туго наполнились и сделали ее непобедимой.

Она хорошо поела и облизала плошку.

— Молодец, Кэрри, молодец, — сказал хозяин, — через день ты снова будешь в форме.

Только теперь, среди многих непонятных, но уже привычных предметов, она увидела кое-что новое — другой вольер в противоположном конце комнаты.

А в нем… Она поняла.

Скоро Кэрри узнала, что этого, белорыжего, зовут Патрик. Утром, когда она, зевнув, приоткрыла глаза, собираясь поспать еще, хозяин произнес, открывая дверь на улицу:

— Ну иди, Патрик, иди, погуляй.

Время близилось к шести часам. День шел к исходу. Сегодня суббота и они закрывались в шесть — на два часа раньше обычного.

Мистер Тьюберг устал уже радоваться сегодняшнему дню. То, что их затея удалась, он понял еще утром, но такого размаха он, ей богу, не мог себе представить и в самых смелых мечтах!

Бедняга Барток… но его гибель так подстегнула людей, что даже те, что раньше презрительно посмеивались, встали в очередь за оружием. Переутомление от долгого радостного чувства производило приятную слабость в организме, и именно в этом состоянии он вплыл в контору своего заведения, где сотрудники уже укладывали бумаги в ящики, готовясь разойтись по домам.

Он открыл дверь в маленькое застекленное бюро дочери.

— Тебе придется сегодня еще поработать, дорогая. Надо подготовить бумаги для расчетов со всеми поставщиками оружия.

— И рассчитаться с родственниками Бартока, — довольно холодно добавила она. — Кажется, у него мать в Канзасе?

Хотя мистер Тьюберг принадлежал к людям совсем не робкого десятка, иногда ему очень не хотелось смотреть в глаза собственному ребенку.

— Какая доля ему причитается, папа?

— Одна четвертая, — честно сознался он, продолжая ощущать себя в следственном кабинете.

— Хорошо, я все сделаю, — уже с небольшой теплой ноткой в голосе сказала Энн. — Тебе, наверно, нужно пойти домой и отдохнуть.

— Отлично, дорогая, — обрадовано произнес мистер Тьюберг. Все напряженные моменты в отношениях с дочерью на него просто дурно действовали. — Я действительно устал, но к твоему приходу приготовлю хороший ужин.

«Конечно, — подумал он выходя на улицу, — выкладывать такую кучу денег родственникам Бартока — излишняя щедрость. Вполне хватило бы и половины обещанного, ведь об их устной договоренности никто ничего не знал. Но… упокой, господи, его душу, хорошие отношения с дочерью дороже всего. Да и заработать сегодня удалось уж очень много».

Над городом опускались легкие сумерки, хотя было еще светло. Наступал субботний вечер, но людей на улицах было на удивление мало, а те, которые встречались, шли поспешно и с озабоченными лицами. Все маленькие магазинчики были уже закрыты, на нескольких кафе и барах висели таблички: «Извините, мы сегодня не работаем».

«Странно, — подумал было мистер Тьюберг, но тут же вспомнил радиообращение Фрэнка Гамильтона. — Да, непонятные эти убийства, — шевельнулось у него в голове.»

Шантажисты указывали в обоих письмах, что деньги должны быть положены под рекламный щит не позднее шести часов вечера. Это уже было сделано. Сделано было и все остальное, и только сейчас Гамильтон и его помощники смогли перевести дух.

Сели за стол, чтобы выпить кофе и перекусить. Отправившийся в соседний ресторан посыльный наткнулся на закрытые двери, но персонал еще не успел уйти и быстро собрал ему пару пакетов с едой.

Только теперь, расположившись в дежурном помещении, Гамильтон, Фолби, и трое других оставшихся в управлении полицейских почувствовали настоящий голод. До этого суета и рабочее напряжение постоянно отвлекали, но стоило остановиться и расслабиться, усталость и голод вовсю о себе заявили.

Поработали за эти несколько часов действительно неплохо.

В одном из близких к будущему месту событий гараже под коттеджем стояла готовая к рывку машина с тремя полицейскими. Загнали обычный без отличительных знаков автомобиль. За рулем сидел одетый в гражданское сотрудник, другой — лежал на дне машины, третий — зашел незаметно с улицы.

Всегдашний патрульный пост на трассе с двумя полицейскими работал в двухмильном удалении, в обычном месте, о котором знал любой водитель города.

С противоположной стороны, не доезжая города полутора миль, с починкой тяжелого фургона на обочине возился одинокий шофер. А в его закрытом кузове находились трое полицейских мотоциклистов.

В пустыне за одним из холмов притаился вертолет с мощными прожекторными подвесками и хорошо вооруженным экипажем из четырех человек.