Александр Годов - Дьявольская радуга

Прислонившись к стене, Дохляк так плотно закрыл глаза, что в их углах образовались морщины. Болезненная улыбка искривила рот, обнажив желтые изъеденные кариесом зубы. В голове гудело. Сотни молоточков били по вискам настолько сильно, что было тяжело сосредоточиться. Мысли разбегались как тараканы.

— Э-э-э, — промычал он и замер.

Это был как гром среди ясного неба. Дохляк растянул губы в улыбке. Он смог хотя бы что-то промычать! Осознание того, что из его рта вырвался звук, заставило сердце забиться. Дохляк почувствовал, как волны боли расползлись от груди к животу и шее. Он не шевелился, боясь, что сейчас проснется в опостылевшей подсобке на куче грязного тряпья.

Он засунул руку в рот и пощупал язык. Тот был все еще распухшим, но каким-то образом удавалось извлекать звуки.

— В-в-в-в-э-э-э… С-с-с-с-э-э-э…

Дохляк оскалился в усмешке. Ему показалось, что день с большей силой начал дарить тепло и веселое настроение. Но солнце светило все так же. Просто вокруг него образовалась некая тончайшая пелена счастья и радости, которая грела и вселяла уверенность в завтрашнем дне.

Солнце садилось, и улица наполнялась тенями. Дохляку хотелось увидеть закат, но он побоялся того, что на перекрестке могут показаться еще «архаровцы», и ушел в магазин. Однако он не уполз в подсобку, а устроился возле кассы. Он здраво рассудил, что ночью надо будет проследить за улицей. Да и не удалось бы заснуть с мертвой тварью под боком.

Растянувшись на полу, Дохляк подложил под голову двухлитровую бутылку с минеральной водой и задумался. Впервые за много дней он себя чувствовал прекрасно. Наконец-то бог услышал его молитвы. Если все будет и дальше так хорошо, то, возможно, вернется человеческий вид.

Человеческий вид!

Дохляк бросил взгляд на витрину. Солнце светило остывающим багровым жаром, но готово было вот-вот опуститься в ад. На Город упадет холод, и наступит ночь. Кто-то из живых мертвецов умрет. Кто-то из «архаровцев» получит в коллекцию новую гниющую кожу. В общем, заканчивался старый серый день, на смену ему приходил новый серый день.

Или нет? Дохляк подумал о том, что, может быть, изменялся не только он. Тогда есть шанс…

«Не думай о подобных вещах, — заметил внутренний голос. — Нет смысла гадать на кофейной гуще. Исходи из того, что знаешь наверняка: меняешься ты. На остальных наплевать. Пускай и дальше другие полуживые роняют слюни и жрут кукол».

Дохляк согласился с голосом.

— В-в-в-в-с-с-с-с-с… — Голос был хриплый и слабый, словно доносился из-под земли.

Завтра надо будет еще потренировать связки, решил Дохляк. Сегодня он еще помолчит, чтобы растянуть сладостный миг возвращения в мир живых. Тому, прошлому Дохляку, надо выказать почтение. Прощайте кукольные барби и кены! Прощайте мусорные кучи! Прощайте «архаровцы»! Теперь он — Николай. Живой!

В голове бешено крутились, сталкивались, взрывались картины из прошлой жизни: жена, ребенок, взрыв, «архаровцы», смерть.

Жена. Из пучины воспоминаний выплыло ее имя — Алена. Девушка с голубыми глазами. Дохляк вспомнил, что она любила носить голубые, обтягивающие бедра джинсы и розовую маечку с открытым животом, чтобы не закрывать в пупке капельку пирсинга. Алена любила кинотеатры, соленый попкорн и воздушные шарики. Она всегда вела себя как ребенок с ним.

Лапочка-дочка. Маша. Пухленькие щечки, ободранные коленки, курносый носик как у мамы…

Седьмой

Нора закончилась тупиком.

Седьмой лежал, прислонившись головой к стене, и глядел на пламя зажигалки. Он не знал, насколько хватит газа, но находиться в темноте больше не было сил.

— Я умру, — Седьмой сказал это с напряженностью человека, к виску которого приставили пистолет.

Он тяжело застонал. Не хотелось умирать. Но, похоже, не было выхода. По лицу тек пот, но его трясло от холода. Седьмой мечтал умереть в тепле. Неважно от чего. Пусть бы разодрал Крылатый или Червивый король. Пусть на голову упал бы камень. Все равно. Лишь бы было тепло.

Мысленно чертыхнувшись, он запустил руки в сумку. Где эта чертова тетрадь? Надо взглянуть на нее в последний раз, пока газ в зажигалке не кончился. Седьмой выудил из сумки тетрадку в зеленой обложке.

Обыкновенная тетрадь в клеточку. Восемнадцать листов.

Даже сейчас, застряв в норе, Седьмой боялся того, что больше никто не узнает… «Не думай об этом!» — мысленно приказал он себе. В зловещей тишине шелест страниц казался притухшим и отдаленным. В мигающем пламени глаза горели зеленым огнем. Седьмой сосредоточенно перечитывал первую страницу тетради, лишь изредка бросая взгляд в черноту подземного хода.

Он не мог поверить, что судьба так несправедлива к нему. Все его знания, добытые болью и кровью, исчезнут вместе с ним. Он был близок к разгадке. Но чертова удача показала задницу и сказала напоследок: выкуси, придурок.

Пламя погасло. Перед глазами еще сохранялся контур тетради, но с каждой секундой он растворялся во тьме. А вместе с контуром — жизнь Седьмого.

Седьмой закричал. Он так сильно сжал зажигалку, что почувствовал, как ее крышечка сломалась.

Первый

Сергей затаил дыхание и прислушался.

Абсолютная тишина…

Лишь сердце гулко стучало в груди, да Анжела сопела за спиной. Зомби словно по команде невидимого кукловода умолкли. Будто бы полчаса назад они и не носились по особняку. В доме было тихо, как в могиле.

Вздохнув, Тропов поставил ногу на деревянный паркет, переместил вес на нее. Затем он облизал губы и бросил взгляд на Анжелу. Бурая дрожала, но не издавала ни звука. Он кивком показал ей, чтобы она подошла к нему.

Сергей настоял на том, чтобы они двигались в метрах четырех-пяти друг от друга. Так было проще ориентироваться в доме. Так было проще спастись в случае атаки мертвяков — пока у одного выгрызают кишки, другой спасается бегством.

Вообще двигаться Сергею не хотелось. Навалились усталость и напряжение, копившиеся все эти дни в дачном поселке. Ванна с теплой водой не восстановили тело и душу.

Шмяк.

Словно кусок мяса упал на пол.

Тропов подскочил к двери, тихо закрыл её и сдвинул щеколду. Его охватил ужас. Услышал ли гнилой ублюдок? Все тело напряглось, мышцы стянулись в натянутые тросы, готовые в любой момент швырнуть его с места.

— Сергей…

Он бросил на Анжелу взгляд, полный презрения и ярости. Бурая в ответ ухмыльнулась. Тропов решил проигнорировать выходку этой самодовольной курицы и сосредоточился на звуках.

За дверью послышался шелест одежды и тихое рычание. Так, наверное, рычит тигр перед раненной ланью. Пару секунд Тропов стоял, решаясь заглянуть в дверной замок. Если мертвяк атакует, то… Не хотелось даже думать о последствиях.