Наталья Игнатова - Смена климата

Хасан Занозе даже слегка сочувствовал. Правда, полагал, что настоящая причина страданий — боль в руке. Никак не думал, что тот действительно терзается из-за соблюдения правил. В конце концов, спросил, может ли помочь наркотик. Использовали же героин когда-то как обезболивающее.

— Ты издеваешься? — в голосе Занозы даже злости не было, только искреннее изумление, — шайзе, нет, не издеваешься. Это что, я целых полчаса зря выделываюсь?

— Ты вторую ночь зря выделываешься.

— Не беси меня!

— Раз уж ты меня не можешь… — Хасан пожал плечами.

— Я думал, ты поймешь, что нельзя ездить так медленно. А ты решил, будто мне больно. Чувак, ну кто так делает? Кто так думает? Кто так водит, блин?!

— Это риторические вопросы?

— Нечестно, — Заноза перестал растопыриваться и печально поник. — Какая-то злобная турецкая магия. Это я вывожу всех из себя. Хотя, да, злюсь я тоже быстро.

Он повозился, вытаскивая и прикуривая еще одну сигарету, — попытки задействовать левую руку скорее осложняли процесс — выдохнул дым, задумчиво рассматривая скрюченную, черную клешню, в которую превратилась кисть и втянул ее в рукав плаща.

— Не парься, это не по-настоящему. Я не настоящий, значит и это тоже не настоящее. Поэтому оно не болит. Не бери в голову.

— Или болит не по-настоящему?

— Это одно и то же.

Это было не одно и то же, но рассуждения Занозы, хоть и строились на ошибочном посыле, выглядели логично. Указывать на неверную аксиоматику тоже не имело смысла. У сумасшедших она всегда неверна, а если б их можно было в этом убедить, они не считались бы сумасшедшими. Поэтому Хасан лишь кивнул.

И сбросил скорость до тридцати миль.

Заноза взглянул на него так, словно он задавил котенка.

— Мы въехали в городскую черту, — объяснил Хасан.

— Ты убийца! Ты убиваешь мои нервные клетки.

— Они не настоящие.

— Черт!

Наверное, какое-то время Заноза медитировал над этой мыслью, поскольку он замолчал и замер, даже сигаретой не затягивался — она так и тлела, зажатая между пальцев. Потом окурок был сломан в пепельнице, а на Хасана уставились требовательные синие глаза:

— Я здесь выйду. Машину потом оставишь где-нибудь у «Крепости», ок? Там две парковки рядом.

— Оставлю в «Крепости». Придешь и заберешь. Дело не закончено.

— Только начина-ается, — протянул Заноза. Он так до конца и не вышел из транса, и, скорее всего, размышлял, все-таки, не о нервных клетках. — Еще не поздно соскочить.

— Может довезти тебя до метро?

— До закрытого метро? А смысл?

Хасан не улыбнулся в ответ на улыбку, но этого и не требовалось.

С эмпатами такой силы раньше дела иметь не приходилось. Отчасти… удобно. Когда тебя понимают без слов, это снимает немало проблем. Вот только всегда ли нужно, чтобы тебя понимали?

Хлопнула дверца. Мелькнул в свете фонарей плащ, мгновенно заблестевший от воды, а миг спустя Заноза взлетел. И исчез в темноте.

Вампиры, конечно, не летают. Но некоторые умеют очень высоко прыгать. Некоторые старые вампиры. А по крышам почти до любого места в городе можно добраться быстрее, чем на автомобиле, водитель которого соблюдает ограничение скорости.

Все только начиналось, дел впереди было много, однако пока рука не исцелится, пока Заноза не сможет снова стрелять и водить машину, пока не уверится в своей безупречности, он носу на порог «Крепости» не покажет. В этом-то он предсказуем. Но вот чего ждать, когда он, все-таки, явится?

Глава 4

Я плакал кровью, я кричал в бреду.

Я счастья не нашел и не найду.

Я ада не боюсь, я был в аду,

А что страшнее могут сделать мне?

— Бедный мой братик, — голос Лайзы был полон сожаления, — у братика болит рука. Серебро злое, оно жжется. Дай я поцелую, тогда все пройдет.

Не пройдет. А Лайза от этого расстроится. Заноза даже перчатки не снимал, но она все равно почуяла, что с рукой у него не порядок. Решила, что это больно. Лайзе бесполезно объяснять про ненастоящую боль, она сумасшедшая, для нее все реально. И вампиры, и люди, и феи с ангелами, и еще много такого, о чем лучше не думать.

— Братик? — хмыкнул Джейкоб. — Ты не очень-то на него похожа, малышка.

Лайза была жгучей брюнеткой, черноглазой, яркой, ослепительно-красивой. Она не пренебрегала макияжем — обожала смотреть в зеркала и видеть там что-нибудь новое — поэтому казалась живой. Каждую ночь другой образ. Сегодня — смуглянка с испанского юга, пышущая здоровьем девчонка, выросшая вдали от городов, начитавшаяся книжек о романтичных цыганах. Алый цветок в волосах, алая лента на шее, черно-красное платье с пышной короткой юбкой и туфли с пряжками. Алые, конечно же. Кто скажет, что она мертвая, и что золотисто-медовый оттенок ее коже придает дорогая косметика, а блеск в глазах — от пинты детской крови? Больной крови. Лайза могла есть не только детей, но на другой диете довольно скоро начинала чувствовать себя плохо. Слабела. Теряла интерес к существованию и терялась сама.

Но, как бы то ни было, даже без макияжа, с естественной для вампира бледной кожей, она оставалась брюнеткой с глазами, черными как смола. И сомнения Джейкоба можно было понять. Заноза хоть и не видел себя в зеркале уже сто два года, все-таки знал, как выглядит. Блондин. Белее белого. Другого такого ни среди живых, ни среди мертвых не найти. Сходства между ним и Лайзой не было. Вообще.

— Мы с тобой похожи, — Лайза посмотрела на Джейкоба с тем наивным недоумением, которое превращало ее в ангела в женском обличье, — даже очень похожи, и ты мне не брат, я тебя в первый раз вижу. Мы с Уильямом совсем не похожи, он мой брат, у нас одна кровь, и я знала его всегда. Так и должно быть.

Для нее так и было. Мозги набекрень, что тут сделаешь? И если уж говорить о родстве, то в этом они с Лайзой действительно были близки. Только она ушла. Совсем. Ушла туда, где все реально. А он смог остаться здесь, где реальность перемешивалась с иллюзией, и отличать одно от другого было очень непросто.

— Она твой ратун? — Джейкоб понял основную мысль, хоть Лайза и преподнесла ее в своей обычной, замороченной манере. — Серьезно? Она?

— Я дала Уильяму кровь, — сказала Лайза. — Осенью. В ту ночь лег первый снег. Такой белый… он растаял к утру.

— А ты думал, кто? — Занозе разговор доставлял настоящее удовольствие. Сбить с толку такого хитрого парня как Джейкоб — это все равно, что сбить со следа породистую гончую. Причем без фокусов, вроде копченой селедки[2]. Нет уж, никакого читерства, хитрость на хитрость, чутье на чутье.