Олег Гладов - Смех Again

Я кладу сигарету за ухо и, собираясь уходить, заканчиваю:

— А сейчас и бабуля умерла… Так что один я остался…

Я делаю шаг в сторону тамбура. Мужик касается моей руки:

— Постой…

Останавливаюсь. У мужика странное выражение лица. Он смотрит на меня снизу вверх и медленно произносит:

— Тебя Саша зовут?

Краем глаза замечаю, что Николя, не мигая, смотрит на нас. Говорю:

— Да…

Мужик снимает очки и кладёт их на столик:

— А ты, случайно, не Бориса и Светланы сын?

Говорят же иногда — чёрт за язык дёрнул? Очевидно, в тот момент в мой язык вцепились сразу двое. Потому что:

— Да… Мою маму звали Света… — произношу я. Мужик, не сводя с меня глаз, похлопывает по сидению рядом с собой:

— А ну-ка, присядь.

Я послушно сажусь. Он опять напяливает очки на нос и какое-то время молча рассматривает меня. Потом, качая головой, произносит:

— Да… крутой был нрав у твоей бабули… Умерла говоришь, Марфа Васильевна?..

Я смотрю на Николя. Он еле заметно кивает. Что бы это значило? Снова перевожу взгляд на мужика и мямлю:

— А… вы… знали мою бабушку?..

Он несколько раз кивает головой:

— И не только её, сынок…

Сынок?

— И Бориса, и мать твою, Светлану, царствие им небесное… — говорит мужик и снимает очки. И снова надевает. Я смотрю на него. Взвод чертей, расталкивая друг друга, бросается к моему языку и я неуверенно:

— Дядя Женя?.. — выдаю в утренний эфир.

— Сашка! — говорит он. И вдруг неожиданно прижимает меня к себе. — Сашка!

Я вижу изумлённое лицо Тёти Радио, высовывающееся из-за перегородки.

HOME SWEET HOME

Помните, какой крик подняли вокруг падения орбитальной станции «Мир»? Все телеканалы, радиостанции и газеты следили за тем, как эта начинённая дорогостоящей, но устаревшей аппаратурой Пердуловина, преодолев атмосферу, стратосферу и что-то там ещё, рухнула в океанские воды. Помните, да? А когда произошло это событие, всколыхнувшее всю планету? В смысле, дата? А? Правильно. Не помните. Потому что эта информация на самом деле, нах, не нужна. Я сам не помню.

Помнит дядя Вася Газ Вода — единственный таксист деревни Уткино. Дядя Вася знает об освоении космоса всё. Он собирает вырезки из газет и журналов, помнит все даты запусков и приземлений и спит под портретом Гагарина. Он был лётчиком-испытателем, играл с Юрой в волейбол и вообще должен был лететь вместо него. Во всяком случае, так он говорит всем своим пассажирам.

Железнодорожная станция без названия и сама деревня Уткино находятся друг от друга в пяти километрах. Согласно статистике, это расстояние средний человек преодолевает за шестьдесят минут. Кому охота топать целый час с тяжёлыми сумками, особенно когда после дождя грунтовка превращается в месиво? Мало кому. Вот дядя Вася однажды прикрепил на крышу своей «Победы» оранжевый маячок, купленный в райцентре, и занялся частным извозом. Денег за свои услуги он берёт немного, поэтому клиентов хватает.

Почему его прозвали Газ Вода, не помнит никто. А сам он, если и помнит, всё равно никому не говорит. Его тёмно-синяя «Победа», купленная ещё в шестидесятые, — первое, что я вижу, сойдя с поезда.

Черти, дёрнувшие меня за язык, постарались.

Чушь, которую я молол своему случайному попутчику, оказалась правдой. Правдой в его понимании, конечно. Стопроцентное попадание.

Я — Сашка. Единственный сын его родного брата Бориса, погибшего двадцать пять лет назад вместе со своей женой Светланой. Тёща Бориса, Марфа Васильевна, мужа своей дочери и родственников его не жаловала. На свадьбе вышла нехорошая ссора, и после этого никто её больше не видел. Она-то и забрала неведомого мне Александра Борисовича Мишина, ставшего сиротой, к себе. Поэтому его (то есть меня) мой дядя и его семья последний раз наблюдали в трёхлетнем возрасте.

— А нам говорили, ты в Суворовском училище учился… — с любовью глядя на меня, говорил мне дядя Женя.

— Да… Хм… ушёл я оттуда… не понравилось… — лепетал я, смущаясь его объятий

и повлажневших глаз.

— Ну вот такой же вот ты был… — он поднял руку чуть выше полки, на которой сидел. — …А сейчас вымахал… Жена есть?

— Нет пока… — я вижу, как Николя спускается к нам, Анна всё так же наблюдает за происходящим со своей полки.

— А моя Ольга недавно замуж вышла… Да ты её не помнишь, наверное… Ей

годик был, когда ты её видел в последний раз.

Очень хорошо. У меня ещё и сестра есть.

— Дашке тоже уже пора… Всё носом вертит…

Ещё одна сестра.

А также тётка, брат и племянник.

Я хотел узнать, как это — быть другим человеком?

Я это получил.

И семью родственников в виде бонуса.

Я даже их увижу.

У моего дяди Жени завтра юбилей. Шестьдесят лет. И он не то чтобы пригласил — взял в охапку и, не слушая возражений, потащил новообретённого племянника Сашу к себе домой. Племянника и его друзей, с которыми он возвращался со свадьбы в Брянске. Колю и Аню.

Мой брат Дима ушёл.

Его больше нет. У меня новые сообщники. Я не знаю, зачем им это нужно, но они тоже врут. И мне это нравится.

Мы сходим на маленькой станции и бредём к синей «Победе», сверкающей на солнце хромированными деталями. Из неё выскакивает весёлый дедуган с седыми усами в кепке и с папиросой во рту.

Дядя Вася Газ Вода.

— Здорова, Евген, — кричит он.

— Здорова, Василь, — отвечает дядя Женя.

Я помогаю тащить его тяжёлую сумку. У Николя с Анной только маленький жёлтый чемодан. Дядя Вася открывает свой багажник. Мы его единственные клиенты — больше из поезда никто не вышел.

Ставим сумку. Газ Вода смотрит на меня.

— Что, Евген, женихов Дашке привёз? — говорит он посмеиваясь.

— Да это ж Бориса сын, Сашка, — сообщает дядя Женя.

— Ты шо! — водила хватает мою руку и энергично трясёт. — Вылитый Борька!

— Мне дядя Женя уже сказал, — говорю я, с трудом высвободив кисть из его мозолистой лапы. Знать бы ещё, как мой папа выглядел.

— А это Сашкины друзья, Николай и Аня…

— Здравствуйте… — теперь очередь Николя проверить не стариковскую хватку дяди Васи.

— Валентина обрадуется, — говорит наш шофёр, похлопывая меня по плечу.

Валентина, это моя тётка.

— Все обрадуются… Поехали уже… — дядя Женя открывает переднюю дверь.

И вот — едем по дороге, петляющей среди полей. Местность ровная. Люцерна до самого горизонта справа. Рожь — слева. Если дождя не будет ещё неделю-полторы, урожай погибнет. Земля сухая и крошится в руках. Стебли уже начинают приобретать нездоровый оттенок. Это сообщает со своего сидения дядя Вася. Он вообще трещит без остановки.