Абрахам Меррит - Корабль Иштар

— Хозяин корабля! — рассмеялся он. — И твой хозяин, Шарейн!

Он обнял ее за стройную талию, привлек ее к себе.

Послышался крик Джиджи, громкий стон перса. Лицо Шарейн побледнело…

Из черной каюты вышел Сигурд, неся в руках темную статую туманного зла, стоявшую в алтаре Кланета.

— Стой! — закричал Джиджи и прыгнул. Но прежде чем ниневит смог дотянуться до него, Сигурд поднял идола и бросил его в воду. — Последний демон ушел! — закричал он.

Корабль задрожал… задрожал так, словно какая-то рука схватила его за киль и затрясла.

Корабль остановился. Вокруг него вода потемнела.

Глубоко, глубоко внизу, в потемневших водах начало разгораться алое облако. Глубоко, глубоко под ними облако двигалось разрасталось, как грозовая туча. Оно завертелось водоворотом, в котором алый шторм был усеян черными пятнами. Эти пятна стали всплывать; и при этом алое становилось все ярче, а черное — все темнее.

Поднимающееся облако завертелось, из него брызнули странные лучи, горизонтальные, в форме веера. И вот из этого огромного колеса, поднимающегося из пропасти, полетели огромные пузыри, алые и черные. Они поднимались и при этом росли, приближаясь к поверхности.

В них Кентон разглядел туманные фигуры, тела вооруженных людей, чьи доспехи сверкали алым и черным.

Люди внутри пузырей!

Вооруженные люди! Мужчины, прижимающиеся головой к коленям, одетые в сверкающую броню. Воины, держащие в руках туманные мечи, туманные луки, туманные копья.

Вверх летели пузыри, мириады за мириадами. И вот они уже рядом с поверхностью моря. Они прорывают поверхность.

Пузыри лопаются!

Оттуда выпрыгивают воины. В пестрых кольчугах, бледнолицые, глаза без зрачков полуоткрыты и мертвы; они выпрыгивают из потемневшей голубизны моря. Перепрыгивают с волны на волну. Бегут по воде, как по полю увядших фиалок. Молча окружают корабль.

— Люди Нергала! — закричала Шарейн. — Воины Темного повелителя! Иштар! Иштар, помоги нам!

— Привидения! — воскликнул Кентон и высоко поднял свой окровавленный меч. — Привидения!

Но в глубине души он знал, что это не привидения.

Передний ряд воинов расположился на гребне волны, как на низком холме. Луки воинов больше не казались туманными. Воины поднесли к щекам оперения длинных стрел. Послышался звон тетивы, свист разрезаемого воздуха Дюжина стрел торчала в мачте, одна упала у ног Кентона — похожая на змею, ало-черная, ее острие глубоко вонзилось в доску.

— Иштар! Мать Иштар! Избавь нас от Нергала! — призывала Шарейн.

И в ответ корабль рванулся вперед, будто другая гигантская рука подхватила его снизу.

Воины, все еще выпрыгивавшие из пузырей, закричали. И помчались за кораблем. Посыпался новый дождь стрел.

— Иштар! Мать Иштар! — всхлипывала Шарейн. Нависшая тьма раскололась. На мгновение оттуда выглянул гигантский шар, окруженный гирляндами маленьких лун, Из него лился серебряный огонь, живой, трепещущий, ликующий. Пульсирующий поток ударил в море и растворился в нем. Тени сомкнулись, шар исчез.

Лунное пламя, которое он оставил, погружалось все глубже и глубже. И оттуда начали подниматься большие пузыри, розовые, перламутровые, серебряные, сверкающие нежнейшими оттенками жемчуга.

В каждом из них виднелась фигура — удивительная, тонкая и изящная; женское тело, к красоте которого добавлялось сверкание пузырей.

Женщины внутри пузырей.

Вверх поднимались блестящие шары, касались поверхности бледного моря, лопались.

Оттуда устремлялось женское войско. Обнаженные, прикрытые только черными, как ночь, серебряными, как луна, золотыми, как пшеница, и оранжево-красными волосами, они выходили из светящихся дарохранительниц, которые вознесли их наверх.

Они вздымали руки, белые и коричневые, розовые и бледно-янтарные, призывая бегущих, рожденных морем воинов.

Глаза их сверкали, как драгоценные озера, — сапфиро-голубые, бархатно-черные, солнечно-желтые, колдовские, глаза серые, как лезвие меча под зимней луной.

С округлыми бедрами, с высокой грудью, женственные, они раскачивались на вершине волн, маня, призывая воинов Нергала.

И под их призывом — сладким, как голубиный, убедительным, как призыв чайки, нетерпеливым, как крик сокола, сладким и ядовитым — воины дрогнули, остановились. Поднятые луки опустились, мечи плеснули по воде, копья погрузились в глубины. В их мертвых глазах вспыхнуло пламя.

Воины закричали.

Они прыгнули навстречу женщинам…

Вершины волн, на которых стояли воины в кольчугах, устремились навстречу вершинам, на которых стояли удивительные женщины. Руки в железных перчатках обняли женщин. На мгновение черные, серебряные, как луна, золотые, как пшеница, волосы обвились вокруг черных и алых кольчуг.

Воины и женщины слились воедино за бегущим кораблем, стали единой сверкающей кильватерной струей, струя эта катилась и вздыхала, как будто была душой любовного моря.

— Иштар! Возлюбленная мать! — молилась Шарейн. — Поклонитесь Иштар!

— Поклонимся Иштар! — подхватил Кентон и опустился на колени.

Поднявшись, он прижал ее к себе.

— Шарейн! — выдохнул он. Ее мягкие руки обвились вокруг его шеи.

— Мой повелитель, молю о прощении, — вздохнула она. — Молю о прощении! Но откуда я могла знать, когда ты впервые лежал на палубе и казался таким испуганным? Я полюбила тебя. Но я не могла знать, какой ты могучий, мой повелитель.

Ее аромат потряс его, от ее мягкого прикосновения перехватило горло.

— Шарейн! — прошептал он. — Шарейн!

Губы ее отыскали его губы и прижались к ним, безумное вино жизни пробежало по жилам, в сладком огне ее поцелуя забылось все, кроме этого момента.

— Я… отдаюсь… тебе! — выдохнула она.

Он вспомнил…

— Ты ничего не отдаешь, Шарейн, — ответил он. — Я беру!

Он поднял ее, пошел к розовой каюте, ударом ноги закрыл за собой дверь и задвинул засов.

Сигурд, сын Тригга, сидел на пороге розовой каюты. Он полировал лезвие меча черного жреца, негромко напевая древние венчальные песни.

На черной палубе Джиджи и Зубран выбрасывали в море тела убитых, кончали страдания тех, кто еще не умер, и тоже бросали их за борт.

Сначала один, потом другой голубь опустились на кроны маленьких цветущих деревьев. Викинг следил за ними, продолжая напевать. Вскоре появились еще, пара за парой.

Они ворковали, изгибали изящные шеи. Образовали полукольцо перед закрытой дверью каюты.

Голуби с белой грудью, алыми клювами и лапами, бормочущие, воркующие, ласкающие голуби, они поставили снежную печать на пути Кентона и Шарейн.