Ирина Молчанова - Пленники рая

Он долго смотрел на нее, прежде чем ответить.

— А ты хочешь, чтобы я потакал тебе?

— Может быть, — не стала она скрывать.

— Потому что хочешь узнать, что тут творится, а не потому, что я тебе внезапно понравился, так ведь?

— Как ты мне мог понравиться, если все время молчал, а теперь все время проводишь с моей подругой?!

— Я лучше пойду.

— Ну и отлично, проваливай!

— Пойдем вместе, не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

— Иди лучше и позаботься о Ксю, она, кажется, в этом нуждается.

Кирилл кивнул и молча спустился с чердака.

Оставшись одна, Алиса прошла вглубь помещения и остановилась.

«Вела себя, как ревнивая дура», — со злостью осознала она, открывая одну из коробок. В ней оказались игрушки, потрепанные и пыльные. Сверху лежал безглазый коричневый заяц. Девушка коснулась игрушки пальцем — та была сырой. В воздухе витала щекочущая ноздри затхлость. В другой коробке обнаружилась одежда маленького размера: разноцветные кофточки, штанишки, кружевные платочки. В следующей лежали сложенные аккуратной стопочкой зимние куртки, пальтишки, шапочки, несколько десятков рукавиц, теплые носки. Около двадцати коробок были сверху донизу наполнены одеждой, кухонной утварью, игрушками, детскими книгами.

«Не жирно ли для одного ребенка?» — изумилась девушка, когда наткнулась на очередную коробку с игрушками. Она хотела закрыть ее, но взгляд упал на толстую тетрадь, завалившуюся между мягким голубым слоном и деревянной совой. Алиса потянула за краешек и увидела надпись: «Личный дневник», жирно выведенную корявым детским почерком. Недолго думая, девушка схватила тетрадь и раскрыла на первой странице. Прищуриваясь, чтобы разобрать детские каракули, она начала читать:

Папочка купил домик. Какой-то бизнесмен предложил за небольшую цену. Я тут с ним. Мы приехали вчера. 20 декабря 2005 года. Тут красиво. Сегодня утром папа водил меня на пруд. Мы катались на коньках и санках с горок. Так хорошо давно уже не было. Мы все очень рады, что приехали. Папа говорит, что мы будем очень часто тут бывать. Здесь свежий воздух и дышится очень легко. И нет этих противных людей в серых костюмах. Папа говорит, они вовсе неплохие, но я ему не верю. Если бы они были хорошими, они не приходили бы к нам, как к себе домой, и не задавали бы много вопросов с подвохом. Мне совсем не понравилось, как один из них смотрел на меня. Я хотела убежать, но этот дядя схватил. У него противно пахло изо рта. Он сказал, что не долго мне еще осталось страдать. Почему он так сказал? Папа не стал объяснять. Он сейчас очень занят. Он приходит в себя. Он говорит, что ему с нами очень-очень сложно. Нам тоже сложно, но мы не показываем этого. Теперь все должно быть хорошо, так сказал папа. Тут к нам никто не придет. Мы в безопасности. По телевизору говорили, что властям безразличны маленькие деревушки. Папа согласен с телевизором. Сегодня я больше не смогу написать в моем дневнике, папа сказал, что мы должны перетащить в подвал нужные вещи.

Алиса негромко хмыкнула.

— Год назад… что за бред. И кто это «мы»?

Ответить на ее вопросы было некому, и она перевернула страницу.

Очень страшно. Поскорей бы мы уехали, мне больше совсем не нравится это место. Папочка купил мне щенка. Он серенький и еще совсем маленький. Не хочу его ни с кем делить. Он только мой и любит только меня. Папа сказал, что я должна давать иногда… поиграть.

Сколько девушка ни всматривалась, кому хозяйка должна давать своего щенка, жирное чернильное пятно с потекшей ручки заслонило собой имя. Алиса разочарованно заскрежетала зубами. Она никак не могла понять, кто еще жил с отцом и девочкой.

«Может, мать?» — закралась в голову самая простая версия, но, прочтя дальше, она поняла, что эта версия не подходит.

Не понимаю зачем, ей он не нравится. Я это точно знаю. Вот мамочке он бы точно понравился. Она всегда кормила бездомных животных и жалела их.

«Возможно, мачеха? Дети обычно всегда сравнивают их с настоящими матерями и первые, зачастую, проигрывают им почти во всем». — У нее было множество знакомых, жалующихся, что мачеха откровенно тупит, не умеет готовить оладьи, вечно недовольна, ходит с ужасной прической, заставляет сидеть на диете и масса других нелепых упреков.

Скорее бы вернуться в город. Тут так страшно. Папочка совсем ничего не понимает. Он не верит мне, когда я ему рассказываю.

«О чем рассказывает? Что за дурацкая манера ничего толком не объяснять и вместо того, что действительно важно, нести ерунду про щеночка». — Алиса захлопнула тетрадь и сунула ее под мышку, решив, что почитает у себя в комнате. Она еще раз огляделась, прошлась туда-сюда и, заслышав шорох за спиной, резко обернулась. Сперва девушка ничего не увидела, но хлопок привлек ее внимание к приподнявшимся от пола доскам. Как раз в самом углу, прямо под резным столиком, на котором были свалены рулоны обоев и старые газеты с журналами. Висящая на длинном проводе лампа не освещала тот конец чердака, Алиса выхватила из кармана толстовки фонарик.

Яркая струя света устремилась под стол. Доски прямо на глазах опустились, и наступила тишина. Девушка бросилась вперед и попыталась поддеть их пальцами, но лишь сломала несколько ногтей и, взвыв от боли, выронила тетрадь с фонарем.

Еще некоторое время она пыталась отодрать от пола совсем недавно поднявшиеся доски, но ничего не вышло. Это был небольшой люк, который минутой назад кто-то накрепко закрыл снизу. Девушка попробовала стучать — никто не отозвался.

Алиса негромко спросила:

— Кто тут есть?

В ответ — тишина.

Тогда она сильно ударила кулаком о дверцу люка.

— Кто тут?!

«Может, я схожу с ума? Может, тут никого нет? Может, доски вовсе не поднимались, а у меня начались глюки, те, что в медицине — зрительные галлюцинации? — Она прижала указательные пальцы к вискам и зажмурила глаза. — Я спятила, я совсем тут уже сбрендила».

— Медитируешь? — послышалось над ней.

Алиса распахнула глаза и уставилась на Кирилла.

— А ты что еще тут делаешь? — с еле сдерживаемым раздражением спросила она.

— Да вот, мы ужинать идем. Ты как?

— Никак!

— Злишься?

Она поднялась и размяла затекшие ноги.

— Да нет, — солгала Алиса, — все нормально, спасибо, что позаботился, но я не голодна.

Парень засмеялся, а она удивленно нахмурилась:

— Что смешного?

— Твоя фраза. Смешная. Это что-то вроде: «Отвали»?

Она сконфуженно опустила глаза и, заметив все еще валяющуюся на полу тетрадь с фонариком, поспешила их поднять.