Джо Шрайбер - Без окон, без дверей

Просигналила, притормозила, он не оглянулся, взлетел по деревянной лестнице с максимальной скоростью. Стуча в дверцу кабины, слегка повернулся, и Соня заметила под курткой какой-то плоский круглый предмет — нечто вроде колеса или большого подноса, — который он придерживал обеими руками, наклоняясь вперед, словно только что откопал реликт некоей исчезнувшей цивилизации.

Она окончательно остановилась, за ней на перекрестке скопились машины. Вывернув шею влево, не успела разглядеть предмет — дверца трейлера распахнулась, Оуэн нырнул внутрь, дверца захлопнулась.

Сначала Соня приняла загудевший позади клаксон за саксофон Лестера Янга на стерео, но через секунду опомнилась и рванула вперед, сделав мысленную пометку спросить Реда при встрече, что заставило семейство Макгуайр, столько лет не замечавшее пожарища, именно в этот момент взяться за несомненно сложную и дорогостоящую реконструкцию. Она даже не понимала, что ее до последнего времени мучил этот вопрос. Он четко сформулировался только при виде Оуэна, спешившего из ямы к офису на колесах с каким-то круглым предметом под курткой.

Ред должен знать.

Если у Колетты Макгуайр есть своя точка зрения, то Ред уже на этом играет. Что бы ни представлял собой Ред Фонтана, его оппортунизм часто служит для Сони очками, сквозь которые она четко видит город, в котором росла, со всеми его византийскими хитросплетениями, где люди делают то, чего не хотят, делают что-то, сами того не зная, делают что-то по ошибочным соображениям, очень часто приводя ее в полное недоумение. Она слишком много видит. Ред видит только то, что хочет, с чем соглашается. Спит с ней потому, что ему это нравится, а Соня готова на сделку в обмен на определенное представление о Милберне человека со стороны.

Кто тогда оппортунист? Может быть, у них с Редом больше общего, чем она думала.

И впервые в то утро почти нестерпимо печальный голос Билли Холлидея, доносившийся из стереосистемы, зазвучал как настоящая музыка.

Глава 16

Скотт смотрел в монитор, слыша урчание в желудке.

Целый день не ел — в последний раз отправлялся на кухню за кофе где-то после полудня, — целый день пролетел без перерыва на еду. Оглянувшись на большие, не совсем прямоугольные окна, изумленно понял, что за ними темно. Не может быть, но так оно и есть.

Встал, подошел к окну, глядя вдаль через двор, где до земли спускаются голые ветви. Ощущение абсолютной изоляции.

Известно: если надеть пальто и перчатки, выйти из дому с фонариком, пройти к густым деревьям через лужайку, можно долго бродить, не встретив ни души. Встань, завопи во все горло — никто не услышит. Остается только огромный разлапистый дом посреди неизвестности, дом, которому нечего делать в такой дали от города, прячась в лесах.

«Никуда не пойду, — решил он. — Слишком поздно, и у меня работа».

Однако, встав и подойдя к окну, Скотт отвлекся от дела. Мысли вернулись к прапрадеду Г. Г. Масту и к картине с изображением Круглого дома, висевшей в другом конце первого этажа. Кажется, она говорит о том же, о чем говорится в отцовском рассказе, — не просто о доме, а еще о том, что в нем видели мужчины из семейства Маст и старались понять на свой собственный исковерканный, фантастический лад. При этом их старания частично искажали ход времени, двигавшегося квантовыми скачками.

Он вернулся к компьютеру. Стремление разобраться усилилось, превратилось в постоянный провокационный зуд. С одной стороны, ясно: организм отравлен, не получая лекарства, но есть и другой аспект, который не так легко объяснить.

Следовало снова обратиться к творческому воображению.

«Я Фэрклот, Фэрклот, — упорно повторял Скотт. — Я Фэрклот, моя жена мертва. Передо мной лежат архивные документы. Разумеется, среди них нет подлинных сведений о Розмари Карвер, но разве раньше не помогал элемент самогипноза, когда закрываешь глаза и видишь произошедшее?»

Он закрыл глаза, воображая кипы сообщений об исчезновении девочки так, как их видел его предшественник. Что-то в этой кипе поможет продолжить историю.

Конечно, девочка, картина и еще что-то.

Мужчина.

Отец Розмари.

Скотт открыл глаза и застучал по клавишам.

Фэрклот не мог заснуть.

Люди в городе начинают спрашивать о Морин. Заботливый муж отвечает, что она уехала в Бостон проведать мать. Может, визит затянется на недели — бедняжка тяжело больна, страдает хроническим радикулитом, который обостряется в такое время года.

Сидя ночью в огромной пустой столовой, подбрасывая твердой рукой в камин ветку за веткой, Фэрклот думал, скоро ли горожане примутся задавать прямые вопросы. Морин еще не вернулась? С ней ничего не случилось? Давно ли он с ней разговаривал? Потом за спиной неизбежно поднимется шепот, за которым последует визит шерифа — многоуважаемого Дэйва Вуда. Вежливые расспросы сменятся не совсем вежливыми, возникнут первые невысказанные обвинения, наконец усадьбу обыщут, отбросив всякую притворную вежливость. Будут искать тело.

Для осмотра каждой комнаты Круглого дома понадобятся десятки людей и десятки часов. Подобно персонажу рассказа Эдгара По, Фэрклот предложит разобрать стены камень за камнем. Пусть восторженно восхищаются изначальным намерением архитектора не оставить ни одной прямой линии, сгладить и закруглить каждый угол. Ничего не найдут. Говорить даже нечего. Нет ни тела, ни трупа, ни одного следа бедной Морин, умершей в конвульсиях, захлебнувшейся собственной кровью от единственной пули во лбу, на глазах у стоявшего над ней Фэрклота.

Никаких намеков и догадок.

Об этом позаботилась Розмари Карвер.

Отвернувшись от топки камина, Фэрклот оглянулся на собранные бумаги — любопытные исторические документы, письменные показания с давно выцветшими подписями — и принялся их разбирать. После убийства Морин интерес к Розмари Карвер разгорелся до одержимости. Хочется узнать все возможное о девочке в голубом, которая здесь его встретила и позаботилась о проблеме с распутной, спившейся женой. Хочется…

Он остановился, глядя на только что подвернувшийся под руку старый дагеротип вроде тех, что снимались после Гражданской войны.[10] На нем изображен высокий мужчина в черном костюме и черном цилиндре, пристально смотрящий в камеру. Поля шляпы затемнили черты лица, за исключением яркой серповидной улыбки. Длинная рука лежит на плече маленькой девочки. Розмари Карвер.

Теперь ясно, что это ее отец.

Раздался внезапный хлопок. Скотт резко дернулся, чуть не сбросив с колен ноутбук, и вскрикнул: