Татьяна Корсакова - Печать василиска

– В общем, получается картина маслом. – Толик, похоже, едва дождался, когда домработница замолчит. – Товарищ Федор на всех парах мчится к озеру. Кобылка, не разбирая дороги, следом. Ну и мы с Коляном на бричке, как Чапай с Петькой. Чуть в озеро не свалились. Смотрим, а товарищ Федор перед мужичком на корточках сидит и что-то бормочет. Слезли с брички, пригляделись получше, а мужик-то того, совсем неживой. То есть выглядит-то он как живой, сидит себе, на озеро любуется, а пульса и прочих жизненно важных функций не наблюдается. И товарищ Федор хорош! Нет бы нас, городских, непутевых, успокоить, сказать, что мужичок естественной смертью помер, не выдержал красоты пейзажа. Так он затрясся весь, от озера отскочил и к трупу больше ни ногой, сколько ни звали. Даже когда участковый подъехал, отказался к воде приближаться, все бормотал, что озерный змей проснулся и первую душу невинную на дно уволок.

– Озерный змей? – переспросил Егор.

– Ну, этот их монстр доморощенный – Василиск, – пояснил Толик.

– А с чего товарищ Федор взял, что мужика Василиск прикончил?

– Так кто ж поймет этого ненормального?! Сидит посреди дороги, лицо руками закрывает и голосит: «Ой, беда! Ой, начинаются Василисковы дни». А что за дни такие, кто знает? – Толик обвел присутствующих вопросительным взглядом.

– Праздник такой есть старинный, называется Василисков день, – пояснил Вадим Сергеевич. – Начало приходится на четвертое июня.

– А вчера у нас какое число было? – Толик посмотрел на Николая.

– Так четвертое и было, – ответил тот. – Только фигня все эти разговоры про озерного змея. Мужик водкой упился, вот и окочурился. Возле тела пустая бутылка из-под водки лежала.

– И ничего это не фигня! – обиделся Толик. – Если бы человек от водки откинулся, он бы откинулся со счастливым и полностью умиротворенным лицом, а ты рожу этого жмурика видал? Да ее ж от страха всю перекосило! И вообще, весь он какой-то твердый, как окаменевший. А еще до смерти он был чернявым, а тут вдруг ни с того ни с сего сделался седым как лунь. От водки, скажешь?

– А откуда ты знаешь, что он чернявым был? – сощурившись, спросил Николай.

– А оттуда! Мне товарищ Федор сказал. Сказал, что это тракторист здешний. Мужик, конечно, не шибко здоровый образ жизни вел, выпить был не дурак да и по бабам ходок еще тот, но крепкий, чертяка! Такого несчастная пол-литра водки с ног бы ни за что не сбила.

– Это Григорий-то? Покойник, царствие ему небесное? – вмешалась в спор Марья Карповна. – Так все правильно Федька про него сказал: и выпить любил, и ни одной бабы мимо себя не пропускал, и чернявый был, что тот цыган, – все верно.

– Так вот, мать, не чернявый больше Григорий-то, – понизив голос до доверительного шепота, сообщил Толик. – Седой и страшный, как смерть. Ой, блин! – он махнул рукой. – Я ж о главном рассказать забыл! Когда участковый его осматривал, то нашел в ладони нательный крестик. Этот Григорий, выходит, так чего-то испугался, что крест с груди сорвал, защититься пытался.

– Толик, ну что ты несешь?! – одернул его Николай. – Вроде ж интеллигентный человек, младший научный сотрудник известного на всю страну НИИ, а тебя послушаешь, так получается, что в здешних местах черт знает что творится.

– Так и творится, – Вадим Семенович отодвинул от себя пустую тарелку. – Вон вчера на Мертвом озере колокол церковный звонил.

– Вадим Семенович, – не удержалась Аля, – вы же сами вчера нас всех пытались убедить, что это происки Дмитрия Сергеевича!

– А сегодня, Алечка, я в этом уже не так уверен. Видите, что на озере делается-то, а Дмитрий Сергеевич нас вчера предупреждал, что начнутся всякие... – Вадим Семенович помолчал, подбирая нужное слово, – всякие пакости. Вот ведь и вы, Алевтина, этой ночью спали крайне беспокойно, кричали громко. Отчего кричали, а? – он вопросительно сощурился.

– ...Обычное дело, – послышался за их спинами голос Гришаева. Легок на помине... – Мышку увидала и раскричалась, а мы с Егором из-за этой дамской истерики покой и сон потеряли. Правда, Егор?

Гришаев вошел на кухню, широко улыбнулся домработнице, кивком поздоровался с экологами, поклонился Вадиму Семеновичу и уселся напротив Али с Егором. Выглядел он этим утром точно так же, как на званом ужине: все та же рубашка в клеточку и жилетка с карманами. Из одного, самого большого кармана торчала свернутая в трубочку газета. В руках этнограф сжимал картуз, старомодный до безобразия. Хоть Аля и не испытывала к Гришаеву никаких теплых чувств, но вынуждена была признать, что идея с мышкой очень даже неплоха. Не придется рассказывать о встрече с призраком, компрометировать себя перед честной компанией. Похоже, Егору подброшенная идея тоже пришлась по вкусу, потому что он не преминул за нее ухватиться:

– Ваша правда, Дмитрий Сергеевич, – он озорно подмигнул этнографу, – была мышка. Только стоит принять к сведению факт, что это для нас с вами она не представляет никакой опасности, а девушку, да еще непривычную к сельской жизни, мышка эта могла напугать до полусмерти.

– Эллочка тоже грызунов до ужаса боится, – поддакнул Вадим Семенович и тут же с тревогой в голосе спросил: – А мышка большая?

– Ну, – Гришаев перевел взгляд на Алю, – не знаю, насколько большая, но, наверное, очень страшная, потому как наша городская девушка так испугалась, что предпочла провести ночь в комнате Егора Ильича.

Вот ведь урод! Под устремленными на нее любопытными взглядами Аля почувствовала, как стремительно заливается краской стыда. Она-то, наивная, думала, что Гришаев решил прийти ей на помощь, а он вот как все перевернул с ног на голову. И получается она теперь не просто испуганной девушкой, а испуганной девушкой легкого поведения.

– А с вашей стороны, Дмитрий Сергеевич, – Егор успокаивающе положил ладонь ей на плечо и хмуро посмотрел на этнографа, – было форменным скотством интерпретировать сложившуюся ситуацию подобным образом.

– Помилуйте, – Гришаев если угрозу в голосе Егора и расслышал, то виду не подал, как сидел с гаденькой улыбочкой, так и остался сидеть, – а что ж я такого плохого сказал?! Я же всем сердцем на вашей стороне! В свете недавних событий да еще в этаком неоднозначном месте беспомощная девушка обязательно должна находиться под защитой бесстрашного рыцаря, коим, безусловно, и является Егор Ильич.

– Это вы, Дмитрий Сергеевич, наверное, оттого так ерничаете, что вашу помощь Алевтина отвергла, – усмехнулся Егор.

– Да я как-то и не настаивал. Я ж человек творческой профессии, тихий, мирный. Мне сияющим мечом размахивать недосуг, я больше по ораторской части.

– Оно и заметно, что вы больше по ораторской части, – Аля бросила на Гришаева уничтожающий взгляд и, извинившись, встала из-за стола.