Приходи вчера (сборник) - Мастрюкова Татьяна

И хорошо, если домашние есть, потому что не меньше недели потом мерещится, что Никанорова рядом стоит и хочет обнять. И на спине боишься засыпать, потому что страшно, что глаза внезапно среди ночи откроешь, а она над тобой нависла своим жадным, голодным лицом.

Но если одеждой прикрыто, то никого не трогала. Безучастно смотрела в одну точку, пока у нее измеряли давление или брали кровь. И не подумаешь ничего дурного, если не знаешь.

Жаловались, конечно, старшей сестре. Та проводила с Никаноровой беседы: мол, прекратите. Матрена Саввишна смотрела недоуменно, даже плакала. Со старшим медперсоналом она никогда себя неподобающим образом не вела. Адекватная, тихая старая женщина.

Раз-два в год она ложилась в больницу. Можно же перетерпеть. Приноровились, в конце концов. Начали шутить, что одинокая старушка ест медсестер. Главное, новеньких предупредить, чтобы всегда были прикрыты руки. Там рукав, тут перчатки — не во что вцепиться.

Карина тоже смеялась вместе со всеми. Месяц уже работала, когда Никанорова поступила в очередной раз. Лето выдалось жарким, в палатах настоящее душилово. Карине сразу все байки рассказали, так что она была готова. «Ест медсестер».

Смеялась, оценив шутку. Но Матрену Саввишну положили в палату к еще одной бабушке, которую постоянно навещали то дети, то внуки. Халат с длинными рукавами Карина, конечно, надевала. Полистала историю болезни: старушка была вроде не заразная. Но раз уж тут, в отделении, принято относиться к этой пациентке с такими предосторожностями… Ничего, не напряжно. Пару раз Карина про халат забывала, и ничего такого не произошло. Ну ладно, положим, она просто градусники раздавала, и соседка у Никаноровой сильно общительная попалась, рот не закрывала. Карина на Матрену и внимания особо не обратила тогда.

А тут соседку Никаноровой выписали. И у Карины ночная смена как раз. Зачем только эта милая старушка накануне выписки, узнав про ночное дежурство, Карину в коридоре поймала и сердечно пожелала «Держись, деточка!»?

«Дурацкие суеверия», — возмутилась про себя Карина, но вежливо поблагодарила за совет. Та явно не хотела пугать. Может, она просто так сказала, а Карина себя уже потом накрутила, после того как в ординаторской ей напомнили правила безопасности. Что, если они так новичков проверяют на вшивость? Ну, глупости же.

У Карины уже были ночные дежурства. Ничего ужасного. Обычно пожилые пациентки тихие, стесняются медсестер беспокоить, даже когда совсем плохо. Проверишь тяжелую палату и сидишь, документы заполняешь, салфетки крутишь или в телефоне тупишь. Если уж совсем невмоготу в ординаторской на кушетке подремлешь. Может, кто знакомый забежит проведать, если смены совпадают.

На вечернем обходе Карина смалодушничала. Непрофессионально. Если бы кто из врачей или старшего медперсонала застукал, влепили бы выговор. Но никто не узнал. Приближаясь к палате Никаноровой, Карина так накрутила себя, что попросту струсила. Отсюда и эта странная дрожь, и тянущее чувство надвигающейся опасности, и озноб, хотя на улице жара, а в помещении душно.

Ее хватило только на то, чтобы заглянуть в палату через приоткрытую дверь и убедить себя, что со старушкой все в порядке. Вроде бы спит, не жалуется. На самом деле Матрена Саввишна молча лежала на своей койке с открытыми глазами и жадно смотрела на дверь. Но Карина предпочла об этом не думать.

Уже перевалило за час ночи. Карина сидела на посту и читала забытую кем-то из медсестер книжку. Какой-то романтический детектив. Обычно Карина такое не читала, фыркала пренебрежительно, но сейчас не перед кем было выпендриваться, а чтение внезапно увлекло ее. Немножко наивная и слегка приторная история с незамысловатой детективной линией притупляла противный голосок тревоги. Особенно когда знаешь, что из медперсонала ты на этаже сейчас совсем одна.

Хотя летние ночи короткие и вроде по-настоящему темно в городе не бывает, Карине вдруг показалось, что лампа на сестринском посту — единственный светлый островок среди удушающей темноты, а изредка врывающийся в приоткрытое окно ночной ветерок несет не свежесть, а пробирающий сырой холод. И занавески колышутся совсем не в унисон сквозняку.

Хорошо еще, сестринский пост представлял собой небольшую конторку с выходом с одной стороны, так что сзади и с одного бока Карину защищали стены. Никто не мог подкрасться к ней неожиданно.

А за книгу Карина взялась, потому что перед этим так активно смотрела развлекательные клипы, что съела всю зарядку на телефоне, и теперь он лежал, прикованный шнуром к розетке. Ну а книга точно не отключится в самый неподходящий момент.

Видимо, романтически-детективная история увлекла Карину гораздо больше, чем она предполагала. Потому что, совершенно случайно вскинув глаза, Карина вздрогнула всем телом от неожиданности, встретившись взглядом с Матреной Саввишной. Старушка стояла прямо перед медсестрой, их разделяла только конторка. Стояла и в упор пялилась на Карину, буквально пожирала глазами. И лицо у Никаноровой было такое жуткое — ничего не выражающее и одновременно хищное.

Сколько времени она так стояла? Как ей удалось настолько бесшумно выйти из своей палаты и добраться до поста?

Едва справившись с собой, Карина попыталась придать голосу строгости, чтобы не выдать страх:

— Что случилось, Матрена Саввишна? Вам нужна помощь?

Никанорова будто ожила. Но совсем не так, как ожидалось: старуха словно проснулась и осознала, кто она и зачем здесь. И совершенно не испугалась, наоборот.

Карина мигом поняла: да Никанорова — сумасшедшая! Обыкновенная сумасшедшая. Только вот из Карининой головы вылетели все советы, как вести себя с умалишенными.

А ведь их специально обучали! Единственное, что могла ловушка, так это повторять:

— Возвращайтесь в свою палату!

Никанорова начала улыбаться. Неприятная гримаса медленно растягивала морщинистые губы.

По рукам Карины побежали мурашки, будто обдало ледяной водой. И это в летней невыносимой духоте! Девушка внезапно с ужасающей ясностью поняла, что на ней — форменная рубашка с короткими рукавами, а халат спокойно себе висит в ординаторской.

Матрена, не отрывая от медсестры взгляда и все так же плотоядно улыбаясь, медленно двинулась вдоль конторки. Только не в сторону своей палаты.

Теперь сестринский пост совсем не выглядел таким защищенным. Напротив, он оказался ловушкой с единственным выходом, к которому сейчас и направлялась жуткая старуха. Надо было во что бы то ни стало опередить ее. Карина вскочила, запоздало подумав, что хорошо бы схватить что-нибудь подходящее в качестве оружия, и метнулась к проходу.

Старуха уже совсем не выглядела божьим одуванчиком, с которым справится любой взрослый человек. Возможно, это была игра теней, но Никанорова словно выросла на голову и прибавила в плечах.

Игра теней? Какая игра теней, если человек не отбрасывает тени? Как такое вообще возможно?

«Она ест медсестер».

— Вам нельзя сюда! — уже не стесняясь визгливых нот в своем голосе, громко вскрикнула Карина.

И в этот момент старуха схватила ее за голую руку.

Незащищенную кожу прожгло насквозь, но не огнем, а холодом. До самых костей, будто кислотой. Карина хотела вырваться, но рука, в которую вцепилась страшная бабка, словно лишилась мышц и костей. Так бывает, котла конечность затекает. Надо всего лишь восстановить кровообращение. Но онемение стремительно распространялось на всю руку, потом на плечо, как гангрена. Карина не могла оторвать взгляда от старушечьих глаз — черных бездонных дыр.

Никанорова ела Карину. Жадно пожирала глазами, только не в переносном смысле, а буквально. Чавкала, захлебывалась. Как можно чавкать глазами? А старуха чавкала!

Карина последним угасающим усилием воли попыталась дернуться прочь и крикнуть, позвать на помощь. Но из открытого рта не донеслось ни звука, голосовые связки свело, хотя про себя девушка истошно кричала от страха, от боли.