Елена Блонди - ТАТУИРО (HOMO)

– А так. Попали вы.

И она, нагнув светлую голову, полезла из автомобиля. Встала, кутаясь в приталенную плюшевую курточку. Тонкая, невысокая, длинные волосы по плечам светят в сумраке на черном плюше.

Вспыхнул свет в окнах. В открывшуюся дверь задолбило басовитой воркотней.

Карпатый, посмеиваясь, разговаривал с хозяином. Что-то внесли, достав из багажника – какие-то мешки.

Витька встал рядом с Ладой.

– Что же делать? – спросил шепотом, беспомощно.

– А хер знает, – зло ответила Лада. Махнула по мокрым глазам тонкими пальцами.

– Ну, че стоите, как засватанные? – загремел Карпатый, – давай в дом. Греться будем.

Девушка поправила волосы и пошла медленно в полосу света из дощатой двери.

Витька огляделся. Пусто. За сеткой-рабицей во все стороны – поле, холмы плавные. С одной стороны – черная недостроенная дача. Или полуразваленная, не понять. Некуда. Пусто. На машине догонят в момент. Не стемнело еще толком, побежать – увидят, куда. И – девушка. Черт знает что!

Медленно поднялся на крыльцо. Сжал пальцами чехол с камерой. Вздрогнул, услышав, как взревел мотор позади, развернувшись, машина уехала, сверкнув фарами по ржавым останкам.

Ну, может, попозже, удастся, как-нибудь, отсюда. В темноте.

Перевел дыхание и вступил в жаркую вонь комнатки.

Глава 11

Комната до того засалена, нетронута наведением порядка, что ни к чему еще не касаясь, руки хотелось помыть. Девушка, в простеньких, хоть и сидящих по фигуре вещичках, сразу показалась магазинной игрушкой – новенькой, ничьей еще.

Стояла ровно, чуть опустив голову, не смотрела по сторонам – не испачкать глаз, казалось.

Юрок плавным котом двигался по тропам нахоженным среди хлама – вдоль стола, к ларям у стен, к замызганному холодильнику – в грязно-белых круглых обводах с облезлым хромом. Разговаривал, похохатывая, с хозяином, доставал из холодильника кульки, свертки, бросал на стол. Взамен ткнул в желтушное нутро три бутылки водки. Зазвенело стекло по металлическим решеточкам.

Жука, подойдя к столу, выгреб из пакета нарядные магазинные упаковки и банки: чипсы, тушенка, какая-то рыба. Или – крабы. Отошел в угол и, примерившись, чтоб не цеплять хлам, сел в старое кресло, утонул, сложив колени, так что лишь макушка за длинными ногами маячила. Достал из кармана телефон и погрузился в пиканье и звяканье – играл.

Проследив, куда обращается Карпатый, Витька с трудом разглядел хозяина. Сливаясь с хламом, укоренившись в него, длинный сухопарый старик в тельнике, рваном на худом плече, сидел, яростно сверкая глазами. Слушал прибаутки и матерки Юрка с мучительной гримасой как бы ненависти, какая бывает у пьяного глухого – подраться хочется, а не понять, с кого начинать, откуда оскорбили. Похоже, пьян был всегда. Но не водкой, а самой жизнью своей, что подходила к концу на взятом когда-то молодеческом бандитском размахе. Видно, что так и скользил по времени, старея и снашиваясь, спиваясь, но не останавливаясь, безоглядно – по черной трубе со свистящим в ней сквозняком.

– Ну, Чумка, не боись, сейчас ужинать соберем. А я тебе хозяйку привез. Не узнал девочку, а, Чумка?

Витька краем глаза увидел, как вздернулись плечи девушки, будто ударили ее резко и от неожиданности больнее, чем ждала.

– Ты! – каркнул Чумка, – Галя где? Где Галя моя?

Подавшись вперед, упер мятый костистый кулак в столешницу, завозил, расшвыривая пакеты. И, заклекотав, захлебнулся кашлем, покраснел всосанными внутрь щеками, ощерясь, закричал тонко, пронзительно:

– Уби-ил мою Галю, паскуда!!!

По серым щекам текли слезы, проваливаясь во впадины.

– Бля, совсем съехал с катушек, дурила старый, – лениво сказал Жука, не отрываясь от игрушки, – Карпатый, водяры налей ему.

– Давай, Ладочка, снимай шубку, хозяйствуй, – распорядился Карпатый. Сел между столом и холодильником, вздохнул. Огрызнулся:

– Подождет, старый пидар, Галю ему подавай. На работе твоя Галя, на работе. Не смогла приехать. У нас вот – Ладочка.

– Галя! – старик тряс головой, плакал.

Карпатый, хмыкнул, глянул на Витьку, покрутил головой:

– Идиот. Белка у него. Уже и водяры не надо. А Галю любит. Это моя женщина – Галя. Жена бывшая. Чумка еще не болел, она ему сильно нравилась. Да, Чумка? Хороша была Галя, да? Она даже тебе, козлу старому, как-то дала. Пожалела. Вот он ее и любит с тех пор. Я бы вас познакомил, земеля, да Галка сегодня не поехала, смена у нее сегодня.

Откинувшись от стола, открыл холодильник и достал на ощупь бутылку:

– Сейчас налью, а то ведь и посидеть не дашь. Будешь все Галю поминать.

И, наливая до половины мутный стакан, поделился с Витькой, радуясь удаче:

– Не смогла Галка с нами. А тут, глядь, стоит красавица – ножки-сапожки. Будто и не прошло пяти лет, как последний раз виделись! Ладочка, девочка, а как мы с тобой зажигали! Ну, это еще со школы у нас с ней – такая цыпа – юбочка синенькая, рубашечка! Глазками стреляла. Я тогда из бурсы сбегал, через забор посмотреть, как они на физкультуре выебывались. Да, Ладунчик?

Лада, сняв курточку, занималась столом. Разворачивала свертки, нарезала колбасу. Услышав вопрос, опустила голову ниже, свесились гладкие волосы, скрывая лицо.

– Не слышу, – лениво удивился Карпатый.

Тишину простукивал звук ножа о засаленную столешницу.

– Не слышу, блядь! – заорал блондин, подавшись вперед. И Витька высмотрел во внезапном разрыве времени, в этом – широкоплечем, гибком в талии, с красивой крепкой шеей – Чумку, чье сознание уже схлопнулось в визгливом истерическом тумане.

– Нет! – крикнула Лада. Звякнул широкий мельхиоровый нож с тупым, не пригодным ни к чему лезвием. Закрыла лицо руками:

– Не было ничего, ты все врешь!

– Не было? – широкое лицо Карпатого наливалось краснотой, становилось бурым. В углу Чумка, получив свои полстакана, чмокал древним младенцем, постанывая от удовольствия, тряся рукой, подбирал с подбородка капли водки, сосал пальцы.

– Не было! – театрально сокрушаясь, Карпатый налил себе, махнул одним глотком, прижал ко рту рукав:

– Вот она, благодарность бабская! Вот они суки! А как я за тебя отпиздил урода того в ресторане? Не было, говоришь? Ты мне на шею кинулась тогда! И сюда приехала. Сама, блядь, приехала, никто тебя не тащил за шкирку, паскуда. А потом, когда беременную встретил, помнишь? Цветов подарил, ах, радовалась!

Выпил снова. Бросил на стол кулаки. Задумался, темнея бурым лицом. «Мордой» – бессильно подумал Витька, сидя напротив, костенея яростью до боли в позвоночнике.

– Веришь, всю жизнь только об ней, – добавив в голос ноющих ноток, заговорил Юрок, – узнал, что развелась, вот, думаю, – сойдемся, будем вдвоем!