Станислав Буркин - Русалка и зеленая ночь

Медленно, но неотвратимо подкрадывался срок новой космической вахты.

Однажды Даниил, как всегда обессиленный, вернулся из своего очередного бесцельного шатания по столице и застал Машеньку и Ванечку одетыми по парадному в неожиданно радостном расположении духа.

– Ну, здравствуй, здравствуй, друг мой ненаглядный, – ни с того, ни с сего облапил и облобызал его Антисемецкий. – А загляника-ты В ЧУЛАН.

– Куда?! – не веря в такое бесстыдство, воскликнул Данечка, чувствуя себя так, словно его ударили под дых в тот миг, когда он с закрытыми глазами нежился под душем.

– В ЧУЛАН! – ничуть не смутившись, повторил Ванечка, продолжая со смаком разрушать условности: – Я ГОЛОВУ нашел.

Еще не веря услышанному, Даня бросил как бы случайный взгляд на дверь и зафиксировал отсутствие гвоздей. На их месте зияли лишь глубокие уродливые дыры.

– Ванечка в милиции был, там со сторожем познакомился, – затараторила Машенька с такой интонацией, как будто рассказывала на свадьбе подробности счастливого знакомства жениха и невесты. – А тот человеком оказался добрейшим и Ванечке голову-то и продал…

Издав нечленораздельный рык, Даниил одним прыжком преодолел расстояние от порога до двери кладовки и ворвался в нее. Там, блистая всей своею немыслимой неземной красотой, сидела Русалочка. Лицо ее было густо покрыто кремом и пудрой, но это лишь придало ей выражение светскости, ничуть не лишая шарма. Шея же ее была повязана легким газовым платком.

Даня шагнул вперед и протянул дрожащую руку. Еще шаг, еще, и вот он уже касается пальцами прекрасной холодной щеки…

– Осторож… – успела сказать Машенька, но было поздно. Голова качнулась и упала на пол.

Привычным уже жестом Даня снял, положил в нагрудный карман очки и потерял сознание, рухнув точно так же, как в прошлый раз.

– Я же говорила, пришить сперва надо, – буднично укорила Ванечку Маша.

– Так не успели бы, – виновато вздохнул тот. – Ладно, ты последи пока за ним, а я мигом… Есть у меня тут один сапожник…

На космодром они явились значительно повеселевшие. Убедившись, что держать возлюбленную на Земле даже опаснее, чем в космосе, Даня возвращался на орбиту охотно, решив не думать больше о будущем и жить только сегодняшним днем. В конце концов, его счастье было теперь всегда с ним – в огромном футляре от контрабаса. На станции «Русь» футляр этот он прочно закрепил в углу своей каморки и позволял себе открыть его лишь после смены, тщательно заперев дверь и наглухо задраив иллюминатор, чтобы никто не мог заглянуть к нему даже из космоса.

В результате он вообще перестал общаться с кем бы то ни было вне работы. В жизни его были теперь только две вещи: работа и созерцание возлюбленной. Созерцание это настолько вдохновляло его, что и трудился он теперь с каким-то особым старанием, если не сказать, остервенением. Каждый раз с таким механическим усердием цеплял оператор Сакулин контейнеры и запихивал их в утилизационную шахту, что бригадир его просто не узнавал. Будто бы в кабине сидел совсем другой крановщик.

… Их отношения с Блюмкиным вышли на некий новый уровень.

– Алло, док?

– Даня?! Даня, это ты? Здравствуй, дорогой! Как ты там? Ничего?

– Да, ничего. Так сказать, вашими молитвами и заступничеством благоверного Александра Македонского.

– Македонского? – вырвалось у Блюмкин.

– Ну, да. Док, ты знаешь, мы тут сегодня нашли целую коллекцию альбомов Фрэнка Синатры, я ее для тебя приберег.

– С ума сойти! Какой ублюдок мог выбросить их в открытый космос?

– Не знаю. Может, кто-то хотел, чтобы их прослушали инопланетяне или люди будущего…

– Даня… Я хочу попросить тебя…

– Начинается…

– Разве это так трудно… Просто сфотографировать…

– Док, мне не жалко, честное слово! Но это небезопасно…

– Да. Точно, точно… Прости. Ты уж береги ее, дорогой мой.

– Не сомневайся, док, не сомневайся… Хочешь я тебе пришлю фотографию футляра?

– Пришли, Данечка, пришли.

6

Коровьи дела не кончились –

лошадиные дела опять пришли.

– Доброе утро! Хотя какое, к чертям, в космосе утро? И тем не менее, доброе утро всем, кто проснулся сегодня на орбите Земли! В эфире радиопрограмма «Семь орбит» на волне станции «Русь». Вас приветствует ее бессменный ведущий Ипполит Петров. Екатеринбургское время семь часов и одна минута, за иллюминатором, как всегда, космический нуль…

Так прозаично начался этот удивительный день. В будни радио на станции, как и свет, врубалось автоматически. На слове «нуль» Даня резко перевернулся и рефлекторно и спрятал голову под одеяло. Чем спас себя от влажной струи распыленной воды, которой, как цветочный опрыскиватель, попытался окатить его высунувшийся над ним гидробудильник. Потом, как мобильный телефон, завибрировала постель, а одеяло стало засасываться валиками для смены белья. Даня жадно ухватился за его край, но машина продолжала упорно тянуть его и медленно, но верно закатывать в стену. И тут, когда скрученная колесом костлявая спина Даниила обнажилась окончательно, с потолка вновь высунулся проворный опрыскиватель и, дважды пшикнув ледяной струей по хребту, поспешно скрылся.

– Сволочь! – выкрикнул Даня и осознал, что он уже проснулся и дальнейшая борьба бессмысленна.

– Да, хватит дрыхнуть, – сказал он себе, отпустив одеяло. – Пора космос прибирать. – Затем посмотрел в угол и сказал футляру от контрабаса: – Доброе утро! Увидимся вечером.

Даня бодро поднялся, надел очки и поплыл заниматься утренним туалетом.

Машенька в этот роковой день тоже проснулась в хорошем настроении, к тому же за два часа до общего подъема. Вчера она подменилась в прачечном отсеке, и весь сегодняшний день был в ее полном распоряжении. Проведя втрое больше, чем обычно, времени в душе и перед зеркалом, она закончила приготовления и сказала себе: «Сегодня он будет моим!» Почему-то она решила, что именно сегодня обитательница контрабасового кофра наскучит ее возлюбленному.

За десять минут до начала смены она тайком пробралась на «Хамелеон» Даниила, чтобы застать его на рабочем месте врасплох. «Уж из кабины-то он никуда не сбежит, – полагала она, поджидая. – Хотя кто его, подлого, знает? Этот и в открытый космос может вылезти. Но сегодня – не его день!»

Ах, Маша, Машенька, как ты была права! День был не его. Но и не твой… Через сорок минут сине-желтый утилизатор отстыковался от «Руси» и медленно поплыл к запеленгованным поблизости мусорным контейнерам.

– О, господи! – то ли испуганно, то ли с отвращением выдохнул Сакулин, появившись в кабине и обнаружив там оранжево-рыжую отличницу. – Что ты тут делаешь?! – говоря это, он занял свое рабочее место. – Отправляйся домой!