Андрей Дашков - Оазис Джудекка

– Шел бы ты в кроватку. – Лоун дал совет по старой дружбе. С другими он не стал бы возиться.

Мальчик показал ему три пальца. Не один средний, как следовало ожидать, а целых три.

– Три дня. Мне осталось три дня, а ты мне тут херню вворачиваешь…

Все сразу же прояснилось. Точная, как бухгалтер, Тереза отмерила назначенный Мальчику срок и выдала результат с неумолимой прямотой. Это не противоречило Кодексу Конвоя, хоть и огорчало многих клиентов.

Лоун надеялся, что Дезире так с ним не поступит. Он был заранее благодарен ей за это. Он искренне сочувствовал Мальчику, потому что в любой момент мог оказаться в подобном положении. Тот переживал нестерпимую пытку ожиданием.

– А где твои девочки? – поинтересовалась Дез. Она ничуть не обиделась на «суку». Низшее существо не способно оскорбить. Собака лает, караван идет.

Лоун сразу понял, куда она клонит. Раньше Мальчик неизменно появлялся на людях в компании как минимум двух шикарных прожигательниц жизни.

Он уперся в нее тяжелым мутным взглядом и ответил с расстановкой:

– Прогнал к черту всех продажных гребаных шлюх.

– Ого! – Дез повернулась к Лоуну. – Хватило сущего пустяка, чтобы наш самец-чемпион стал импотентом.

Она произнесла это тоном бесполого биолога, наблюдающего за лабораторной крысой.

Лоун криво улыбался, думая, как бы спровадить Мальчика подальше. А тот побагровел и, кажется, едва сдерживался, чтобы не броситься на гарда. Последствия были бы плачевными для человека, и, несмотря на перебор с алкоголем, Мальчик прекрасно это знал. Живой труп портил воздух своими миазмами. Страх пополам с гнилью…

Наконец он подавил ярость и благразумно сменил объект нападок.

– Во что ты превратился, Лоун? – заныл он горько. – Во что мы все превратились, а? Что сделали с нами эти… эти… – Не находя слов, он протянул в направлении Дез раскрытую ладонь со скрюченными, похожими на когти пальцами и злобно зашипел. Она курила, безмятежно пуская колечки дыма. Ее маникюр был произведением искусства, а улыбка была способна взбесить Будду.

– Ты знал правила с самого начала, – напомнил Лоун не столько Мальчику, сколько самому себе. Его бывшего приятеля можно было понять, и все же тот продемонстрировал странную неподготовленность в важнейшем вопросе. Собственно говоря, в единственном вопросе, который чего-то стоил. И вот Мальчик получил ответ – кажется, его это раздавило.

Неужели все дело в конкретном сроке? Если так, то все они действительно смахивали на гнилую компашку скучных бухгалтеров, пересчитывающих медные грошики собственных дней и с отчаянием осознающих чисто количественную разницу между мнимо свободными и приговоренными. Первые незаметно для самих себя превращались во вторых. По сравнению с Мальчиком, Тереза – просто Джульетта. Романтическое дитя…

25

Счастливчик нырнул в первый вагон. Сирена добежала до третьего, когда двери стали с шипением закрываться. Я преувеличил фору, которую она имела перед началом своей безрассудной погони. Сам я находился в двух шагах от последней двери последнего вагона. За полминуты до этого я чудом вскарабкался на платформу, избежав поджаривания на контактном рельсе (обугленная тушка крысоида послужила недвусмысленным предупреждением и произвела на меня незабываемое впечатление. Она была красноречивее любого монолога ЕБа о неисповедимости путей – в том числе рельсовых).

Разумеется, разглядеть того, кто управлял поездом, не представлялось возможным. Почти наверняка это был какой-нибудь придурок, дергающий за рычаги по приказу Его Бестелесности (а чем я, собственно, лучше?).

Я едва успел забросить свой многострадальный организм в вагон, как мои сапоги оказались зажатыми между створками дверей. Я дернулся, резиновые «губы» слегка раздвинулись; воспользовавшись этим, я подтянул ноги. Из динамиков послышался едкий комментарий ЕБа:

– Сынок, да ты, оказывается, настоящий чемпион. Учти: я на тебя поставил, так что не подведи! Значит, можешь, когда захочешь, ленивая скотина!

Потом Он добавил не без издевки:

– Если б еще знать, где надо вылезти, правда? Следующая остановка… через четыре минуты тридцать секунд.

Я поднял голову и осмотрелся. Понял, что до динамика не доплюну. Вагон был хорошо освещен, и вообще внутри него оказалось довольно чисто и уютно. Вдоль стен были устроены сиденья с поручнями. Над самым красивым, отделанным золотом диваном, который находился справа от дверей, имелась табличка, сразу бросавшаяся в глаза. Я сумел прочесть ее без посторонней помощи. Надпись гласила: «Места только для неприкасаемых».

Поскольку в ту минуту мне было плевать на здешние условности из-за снова разгоревшейся боли, которая скручивала меня в корявый винт, а красивый диван оказался ближайшим, я заковылял к нему. Тем временем состав тронулся с места и начал быстро набирать ход. Сила инерции придала мне дополнительное ускорение. Я потерял равновесие и врезался в гнутый металлический поручень, после чего, хватая ртом воздух и корчась от яростного пламени в боку, рухнул на диван.

В глазах еще не погасли радужные круги, когда моя тощая задница соприкоснулась с мягкой и теплой поверхностью. Я лег, пытаясь прийти в себя и собраться с силами до обещанной ЕБом остановки.

Поезд разгонялся с мощным гулом. Арочные пролеты туннеля за окнами слились в серую пелену. Колеса гремели на стыках монорельса, и каждый удар будто вбивал тупой гвоздь в мою голову. Соображать в таких условиях – подвиг, на который я был неспособен. Поэтому я просто подбил промежуточный итог. Нож, ствол, тридцать шесть патронов, ни капли воды, несколько бинтов и капсул с антибиотиком. Маловато для выживания, если только ЕБ не подбросит очередной «приз». Карту я потерял, но как раз об этом жалеть не стоило. С некоторых пор карта стала совершенно бесполезной – я был уверен, что назад дороги нет.

Мне казалось, что прошло гораздо больше четырех минут. Кроме специфических запахов материалов, внутри вагона пахло человеческим потом. Но потеют не только от страха, а и от жары. Это был, так сказать, благородный пот… Выстрелов я не слышал, что немудрено – от переднего вагона меня отделяло полдюжины переборок. Оставалось только догадываться, что там происходит. Добралась ли Сирена до счастливчика? А если да, то кто кого прикончил? И если она его, то что теперь делать мне?

Шумовой фон забивал любой звук извне. Некоторое время я с сомнением поглядывал на дверь в торцевой стенке, через которую можно было попасть в соседний вагон. Она наверняка была заперта, и я прикидывал, стоит ли бить стекла, чтобы попытаться совершить рискованный для раненого трюк. Оценив свое плачевное состояние, я решил подождать с этим, отложив гимнастику на самый крайний случай.