Леонард Фолья - Плащаница из Овьедо

Наконец металл сдался и жестяной треугольник зазвенел, упав на пол. Джолин расслабила плечи и нежно провела пальцами по зазубренным краям прорези, как обычно бормоча себе что-то под нос. Затем она поднесла поверженную железяку к губам и поцеловала, закрыв при этом глаза.

Пораженная интимностью такого поступка, Ханна резко отпрянула от двери. Словно ребенку, заставшему родителей в постельной сцене, ей вдруг показалось, что она увидела то, что никто не должен был видеть.

Ханна остановилась перед церковью Дарующей вечный свет Девы Марии и недолго смотрела на нее. Земля у подножия статуи Богородицы была усыпана красными и белыми лепестками роз. Ханна проходила мимо этого места чуть ли не каждый день. Вот и сегодня она не знала, что ее сюда привело.

Возможно, на нее подействовала теплая погода, благодаря которой весь город казался гостеприимнее, чем обычно. А может, это оттого, что она чувствовала, как внутри нее шевелится новая жизнь, которая вернула ее к людям. Ханна обрадовалась, увидев, что в церкви никого нет, и незаметно прошмыгнула на крайнюю церковную скамью, положив книги возле себя.

Ударяясь о церковные витражи, солнечные лучи рассыпались мелкими брызгами и падали на пол цветными пятнами, словно лепестки роз, опустившиеся на землю. У исповедальни стоял стол с зажженными прихожанами свечами, которые, словно светлячки в лучах уходящего солнца, мерцали красными огоньками. «Церковь Дарующей вечный свет Девы Марии, — мысленно произнесла Ханна. — Они не прогадали с названием». Она не собиралась здесь долго задерживаться, но тишина и мягкие полутона храма пробудили в ней давно забытое ожидание чуда. Когда-то церковные стены влекли ее к себе таинственным уютом.

Церковь Дарующей вечный свет Девы Марии внутри была совсем не похожа на церковь Святого Антония в Даксбери, но сейчас ей казалось, что она находится именно там. Ханна представила себя маленькой девочкой, идущей домой с мамой за руку. Вот они подошли к каменному зданию храма и, как всегда, решили заглянуть туда на минутку. Только свечку поставить или помолиться за тех, кому в жизни повезло меньше. Иногда мама говорила о чем-то со священником или исчезала в исповедальне. Но вскоре они вновь шли по улице рука об руку и ни на секунду не сомневались, что Бог за ними наблюдает и всегда их защитит.

«Пути Господни неисповедимы», — повторяла мама всякий раз, когда с ними случалось что-то грустное или, наоборот, веселое и просто неожиданное. Ханна верила в это до того рождественского вечера, когда восемнадцатиколесный грузовик на полном ходу пересек разделительную полосу и навсегда изменил их жизнь. Этот Божий замысел был невыносимо непонятным и слишком бессмысленным, чтобы кто-то смог его объяснить. Во время отпевания Ханна сидела с Риттерами в маленьком зале церкви Святого Антония, примыкавшем к нефу, и слушала гудение священника, исходящее из громкоговорителя. После этого ей ни разу не захотелось переступить порог дома Господнего, а Риттеры никогда и не пытались ее заставить.

Стоило ей закрыть глаза и услышать высокие мелодичные напевы, катившиеся к дальним уголкам церкви и эхом отскакивавшие от них, но уже приглушенные и мягкие, как она вновь начинала чувствовать тот смешанный запах пыли и ладана, от которого в ее детском носике начинало чесаться.

Ханна не заметила, как по ее щекам покатились слезы, и вскоре она уже ревела безудержно, так и не поняв почему. Искала ли она в этих слезах утешения, которого никогда не знала ребенком, или утешения, которое сознательно отвергала, став взрослой? Оплакивала ли она мать, а может, себя саму? Или это были слезы радости за удивительную возможность начать свою жизнь с чистого листа, залечить душевные раны и на этот раз сделать все правильно? Девушка полезла в карман за бумажным платком.

Находясь в ризнице, молодой священник услышал, что в церкви кто-то рыдает, и подумал, не сказать ли об этом монсеньору. Юноша всего два года назад окончил семинарию и сразу же был направлен сюда. Пока что его обязанности сводились к работе с молодежью и проведению утренних месс, так как монсеньор любил подольше поспать. Ему еще никогда не приходилось всерьез давать советы прихожанам, и он не был уверен, что знает, как это правильно делать. До сегодняшнего дня богатая паства словно давала понять, что она обладает на удивление хорошей выдержкой и просто не хочет раскрывать душу и рассказывать о наболевшем какому-то новичку, чего и следовало ожидать.

Но плачущая на задней скамье девушка была исключением. Он уже видел ее один или два раза издали, и она показалась ему относительно беззаботной. Но сейчас она точно находилась в смятении и никак не могла взять себя в руки.

— Искренне сожалею, что беспокою вас, — сказал он, нерешительно подойдя к ней. — Могу ли я вам чем-либо помочь?

Она вздрогнула и подняла голову.

— Извините. Я уже собиралась уходить.

— Нет-нет, пожалуйста, останьтесь, — произнес молодой священник, возможно, чуть властно. — Я не буду вам мешать, если хотите.

Ханна вытерла слезы кулаком и стала рассматривать его лицо. Черные как смоль волосы подчеркивали чистую, безупречную белизну его кожи, напоминающую по цвету те мраморные статуи, что были расставлены в нишах вдоль стен церкви. Это лицо с живыми темными глазами явно принадлежало ирландцу, одному из тех, кого нередко можно встретить в Бостоне или его предместьях. Руки у него были длинные, и он нервно потирал ладони.

— А я вас уже видел. Меня зовут отец Джимми.

— Джимми?

Он смущенно улыбнулся.

— Вообще-то, Джеймс. Но все зовут меня отец Джимми. Или просто Джимми. Все никак не привыкну к слову «отец».

— А что, мне нравится. Отец Джимми. Звучит мило, — сказала Ханна, шмыгнув носом, и еще раз утерла слезы.

— Значит, вы живете неподалеку? — спросил он весело. — Я часто вижу, как вы проходите мимо, вот и решил, что вы живете по соседству. Практически никто не ходит в предместья пешком.

— Да, прямо за углом, на Алкот-стрит. Давно хотела зайти. Мне нравится эта церковь. Здесь так светло и так легко дышится. Не то что в мрачной церкви, в которую я ходила, когда была маленькой.

— Это где же?

— В Даксбери, на Саус-Шор.

В его глазах блеснул интерес.

— Вы переехали сюда с родителями?

— Нет, я живу с… с друзьями.

Он немного помялся, но все же осведомился:

— С парнем?

— Нет, просто с друзьями. Мои родители погибли в аварии, когда мне было двенадцать. Последний раз я сидела в церкви на их похоронах.

— Я сожалею… что вы так долго не возвращались.

— Наверное, я решила, что раз уж Бог наказал меня, забрав моих родителей, то и я его накажу, если никогда больше не буду ходить в церковь. — Она отвела глаза, стыдясь своего признания. — По-детски, да? Сомневаюсь, что он хотя бы заметил это.