Глеб Соколов - Вуду. Тьма за зеркалом

– Почему? – несколько опешила Адела.

– Да потому, что с точки зрения христианина, во всяком случае я всегда полагал именно так, простодушие и доверчивость – не недостаток. Мошенник, который лжет простаку, – вот плохой человек. Простак же имеет все шансы быть причисленным к лику святых!..

– Выходит, у вуду все наоборот!.. – предугадала Адела.

– А разве у вас, коренной обитательницы Лондона и якобы христианки – не наоборот?!.. Представьте, что у вас есть дочь, сестра, близкая подруга, которая доверилась мошеннику, который ее обманул. Вы же не скажете ей: молодец, то, что тебя все обманывают, доказывает: ты – хорошая девушка. Вы скажете: «дура, растяпа, ну почему с тобой вечно что-то случается?! Почему он обманул именно тебя?!.. Да потому что ему одна ты и поверила!» Сказав так, вы сами отвергнете самый главный христианский принцип: жертва – не виновата!.. Виноват тот, кто делает ее жертвой. Люди, исповедующие Вуду, полагают так же, как в глубине души считаете и вы: виновата всегда жертва!.. Если ты беден, если тебя одурачили в этой гонке за богатством, почестями, властью – ты сам виноват, что-то в тебе не так. Тебя не любит Лва – бог!..

Адела промолчала, лишь отхлебнула еще вина.

– Люди Вуду полагают, что виноват не сильный, который обидел слабого, а слабый, который не смог себя защитить. Обманщик, который смог выманить деньги у простака, полагаем мы – ловкий человек, простака же не любит бог, раз он не дал ему сил и способностей противостоять обману… – проговорил Белый Хунган.

– Но это значит, что если я обману вас, то я – хорошая девушка?! – произнесла Адела спокойно, чувствуя, как в ней закипает возмущение.

– А значит ли это, что если завтра я, доверившись мошеннику, потеряю все свои деньги и приду к порогу прекрасной девушки Аделы нищим и оборванным, она пустит меня в свой дом и примет с большим почетом, чем если бы я был богат?.. – спокойно возразил Хунган.

– Если этого не произойдет, то… – Адела на мгновение замялась.

– Видимо, вы поймали себя на мысли, что если и примете меня в своем доме, то не станете сильнее уважать за простодушие и доверчивость, не так ли? – проницательно проговорил Белый Хунган.

– Да, так… – честно призналась Адела.

– Видимо, вы так же подумали, что все дело в том, что вы – плохая христианка и вам следует быть лучше… – продолжал Белый Хунган.

– Что ж, если вы так наловчились читать мои мысли… – проговорила Адела, допивая вино. – То прочтите еще одну: мне, не знаю почему, видимо потому, что как вы сказали, я – плохая христианка… Так вот, мне бы ужасно хотелось жестоко обмануть вас, а потом заглянуть вам в глаза, чтобы узнать: стали ли вы после этого сильнее уважать и ценить меня, ведь, если основываться на вашей точке зрения, победитель и жертва отличаются лишь тем, что первого больше любит бог?!..

– Резонное рассуждение. Давайте попробуем… – спокойно проговорил Хунган. – Только видите ли, Адела. Стартовые условия неравны. Конечно, вы – умная образованная женщина, но на моей стороне – все то, что наши с вами белые соплеменники называют африканской дьявольщиной и чертовщиной. Вы полагаете, с этим можно бороться, противопоставив им хорошее университетское образование, ученую степень и статьи в ведущих экономических газетах?!..

Вдруг Хунган рассмеялся:

– Для того чтобы жестоко обмануть меня, вам нужно побольше со мной общаться. Как раз есть повод!.. Тут затевается один конгресс. Я уже приглашен. Хочу порекомендовать и вас. В определенном смысле, конечно же, экономическом, африканские проблемы вам не чужды…

Адела непринужденно рассмеялась в ответ. Но при этом она чувствовала, что ей брошен вызов. Ее гордая и самолюбивая натура не позволяла ей уклониться от него…

Она была склонна к опасным авантюрам, очень часто заигрывалась и осознавала это слишком поздно.

38

Джон продолжал рассказывать Ивану Лувертюру о тайнах, связанных с трагической смертью его деда.

– Звонивший был человеком, который, почему-то, а скорее всего в силу своей профессии, не попал в круг моего расследования. Я-то искал следы, расспрашивая бывших руководителей, владельцев «Кей-Ви-дабл-Кей», диджеев, работавших вместе с моим дедом, а это был скромный радиоинженер, всего-то следивший за оборудованием. Да и то – очень недолго, потому что на радиостанции он проработал немногим менее месяца.

«Я узнал о том, что вы занялись расследованием обстоятельств смерти вашего деда, – проговорил он своим скрипучим старческим голосом. – Я немного дружу с одним бывшим диджеем «Кей-Ви-дабл». Вы с ним встречались… Знаете, я решил кое-что сообщить вам…»

Джон сделал паузу. Лувертюр не торопил его, хотя ему было ужасно любопытно.

– Я подъехал к этому человеку домой, – продолжал Джон. – Его зовут Патрик Норрис. Он одинок и живет в маленькой, довольно грязной и неуютной квартирке в пригороде. Он признался мне, что всю жизнь из страха скрывал одно очень немаловажное обстоятельство. Дело в том, что за несколько месяцев до смерти деда, к ним в офис приходила некая девушка. Она была очень красива, хотела повидаться именно с дедом, и Патрик, единственный из всего персонала радиостанции, некоторое время общался с ней – он сварил ей кофе и они поболтали… Потом она сказала несколько фраз, которые Патрик не запомнил дословно. Но смысл их сводился к следующему: «Его, то есть моего деда, предупредили о моем приходе. Он – мой раб, с которым я могу сделать все, что захочу…» После этого она встала и ушла. Мой дед в этот день, действительно, по каким-то непонятным причинам пропустил свой эфир. Девушка эта не называла своего имени, а если и назвала, то никто его не запомнил, о поразивших его фразах в конце разговора Патрик никому не сказал, вскоре с радиостанции уволился и вроде бы эта история не имела никакого продолжения. Образ девушки, с которой он, единственный из всех сотрудников радиостанции, общался не так уж и долго, почти стерся из его памяти. Но странная фраза запомнилась. О словах ее он нет-нет да и вспоминал. Потом он узнал о странном самоубийстве деда, разумеется, тут же связал его с фразой, но сообщить об этом не спешил. Все боялся, что будет втянут в какую-нибудь лишнюю для себя историю. Но потом произошло событие, после которого Патрик точно решил никому не говорить о странной фразе, сказанной девушкой. В доме мисс Ди Джовине были обнаружены шестеро повешенных, а в ней он, как ему казалось, узнал ту самую девушку. Правда он не был уверен в этом – все-таки прошло некоторое время, видел он ее не так долго… Он ждал: а не узнает ли ее кто-нибудь из сотрудников «Кей-Ви-дабл-Кей». Однако этого не произошло, что неудивительно – они видели ее еще меньше, чем Патрик. Он, по крайней мере, пил в ее обществе кофе, а остальные разве что по разику заглянули в комнату, где она ждала моего деда. Тем более что она, похоже, сменила прическу… Патрик стал набрасываться на любую информацию о мисс Ди Джовине – ее фотографии стали появляться в модных журналах – и постепенно убедился или убедил себя! – как подумал я после разговора с ним, – что это была именно она. На старости лет, когда, как он полагал, ему и без того немного осталось, он решил поделиться своим знанием со мной. Ведь я и сам искал хоть какую-то зацепку. Это уже было что-то. И немало!.. Как я выяснил, миссис Ди Джовине до сих пор жива, хотя и находится в почтенном возрасте и проживает совсем в другом городе.