Кирилл Клерон - Вампиры в Москве

Не такое уж неотложное дело позвало в дорогу Йона, да и крыльям он совершенно сознательно предпочел карету. Под стук колес неплохо думается, а тема для раздумий появилась вместе со скоропалительным, если не сказать скоропостижным, отъездом брата. Необъяснимая и непонятная грусть, вроде и надоесть успели друг другу за столько лет, вроде и конфликтовали нередко. Неужели все дело в привычке?! Или порвалась какая-то незримая связь. Вот отец вообще ходит сам не свой… Может и зря Йон поведал ему о своих сомнениях. Но как не поведать, если почти сразу после отъезда брата он зачем-то начал вглядываться в кровавый камень, тот самый, что держала Ладонь в его амулете. И, на его глазах, силуэт летучей мыши начал тускнеть, тускнеть, пока совсем не исчез. Поделился своими сомнениями с Мириам, но та лишь рассмеялась. А потом удивилась ничуть не меньше, когда оказалось, что и ее камень пуст. Расстроенный отец выдвинул единственное объяснение произошедшего — дурное предзнаменование, летучая мышь улетела, а вместе с ней и могущество рода. Но если все проще, если это еще одно удивительное свойство камня, на которое раньше не обращали внимания? Если на большом удалении хотя бы одной части некогда цельного камня силуэт пропадает?

Мириам это объяснение удовлетворило и ей снова все нипочем — сидит себе целыми ночами за фисгармонией, тоску наводит. Кажется, мир рухнет, и бровью не поведет. Отец же, хотя и согласился с подобной версией, от плохих предчувствий не избавился.

В таких размышлениях быстро пролетели ночь, день, а на следующую ночь перед каретой неожиданно, словно из под земли, вырастает замок Сатура, главная вотчина Надсади. Громадина, даже больше Келеда. Многочисленные сонные стражники на главных воротах сначала недовольно бурчат, что надо ждать до утра, но осветив дверцы с изображением герба Дракулы, без лишних вопросов впускают экипаж вовнутрь. Они знают, сколь нетерпеливо барон ждет этого гостя.

Несмотря на ночь, весь замок словно бурлит. Повсюду царит странное возбуждение, слуги озабоченно бегают и таинственно перешептываются. Кажется, они очень огорчены болезнью господина и, все-таки, в уголках губ угадывается легкая ухмылка, готовая перейти в открытое ликование, если барон умрет. А это очень вероятно, он совсем плох и большую часть суток бредит, провалившись в глубокий сомнамбулический сон, в котором часто зовет Дракулу и Сатану, но не менее часто плачет и умоляет бога о прощении. Когда барон ненадолго приходит в себя, первым делом интересуется, не приехал ли кто из Келеда, а получив отрицательный ответ, начинает лихорадочно давать указания нескольким механикам, заканчивающим куда более сложный механизм и более совершенную машину убийства, чем клетка с шипами — Железного Барона.

Убивает он так: жертва берется в неразжимаемые объятия и протыкается множеством острых мечей. Проект забросили, когда Надсади охладел к кровавым оргиям, одержимый идеей создания Локкуса. Теперь секрет найден, но время неумолимо уходит. Так хоть душу порадовать напоследок.

Йона почтительно приветствует верзила Тодо и проводит в покои барона. Он и еще несколько доверенных помощников Надсади, активных участников жутких злодеяний, догадываются, сколь неприятна для них смерть господина. Они едва ли проживут намного дольше.

Надсади лежит посреди просторного зала на большой деревянной кровати со штофными занавесками и высоко приподнятым зеленым балдахином. Его скрюченное тело в полосатой пижаме и белом колпаке выглядит несуразно, напоминая червяка. В присланной записке он вряд ли сильно преувеличил опасность своей болезни и сроки ее летального исхода. Желтая высохшая кожа обтягивает череп, как африканский барабан, редкие седые волосы жалко топорщатся. Он определенно похож на мумию, гротескно похож. Его костлявые руки плотно покрыты черными кровоточащими чирьями и волдырями. Периодически они лопаются и гной проливается на белую простыню, наполняя окружающее пространство едким зловонием, запахом разложения. По углам в железных треножниках дымятся благовония, испаряются ароматные восточные масла, но и они не могут победить этот тлетворный запах смерти. Неизвестная болезнь практически сковала тело и каждое движение дается с дикой болью, за которой нередко следует обморок. Вокруг умирающего колдует несколько известных лекарей в марлевых масках, но они именно колдуют, а не лечат. Да и когда жизнь окончательно настроилась покинуть тело, все потуги остановить ее уход абсолютно напрасны.

Но сейчас Надсади в сознании и приветствует Йона кратким поднятием головы. Он несколько раз моргает, дабы удостовериться, что перед ним не очередной мираж из его бредовых снов:

— Хорошо, что вы приехали, очень хорошо… Каждая минута сейчас дорога.

Высохшая рука властно приказывает слугам, лекарям и даже помощникам выйти из спальни и оставить их наедине, а затем, обессиленная падает на подушку. Голос больного настолько слаб, что Йону периодически приходится наклоняться к постели, чтобы расслышать слова, с трудом прорывающиеся сквозь булькающее дыхание:

— Я открыл секрет, я открыл…

— Это я слышал уже раза три.

— В любом случае, этот раз последний. Посмотрите, на полке, вот оно, средство Локкус.

На полке рядом с кроватью, между многочисленных пузырьков с лекарствами и баночек с мазями стоит роскошный графин из голубого хрусталя. Он прекрасно знаком Йону — именно в этом графине, всегда столь бережно прижимаемом к сердцу, словно кровное дитя, Надсади привозил в Келед результаты своих предыдущих попыток сотворить чудо. Йон недоверчиво хмыкнул и этот звук не укрылся от ушей барона:

— Можете не сомневаться, это оно.

— Не очень-то много…

— Не очень много?!! Да этого количества должно хватить лет на пятьсот всем вам четверым.

— Троим. Раду поссорился с отцом и уехал в Италию. Видимо, очень надолго.

— Ничего, за Локкусом он хоть с края земли примчится. Вы готовы попробовать?

— Я застим и приехал.

Еле-еле Йон сдержался, чтобы не добавить:

(— не затем же, чтобы глядеть, как ты подыхаешь)

— Тогда позвоните!

Глаза барона показывают на шелковый шнурок, висящий рядом с кроватью, и Йон послушно за него дергает. На звон колокольчика прибегает несколько хорошо вышколенных слуг.

— Скажите Тодо, пусть приведет кролика И быстрее. Что вы топчетесь, я же сказал — быстрее.

Его все еще смертельно боятся, и стремглав бросаются исполнять поручение, хочется верить, одно из последних.

И вот уже посреди комнаты стоит девушка удивительной красоты. Какие у нее спокойные серые глаза! И какие сочные губы, совершенно не похожие на те, что раньше так привлекали Йона — растрескавшиеся и слегка кровоточащие, с маленькой ранкой с обсосанными краями. Они совершенно другие — розовые, чуть-чуть припухлые, зовущие. Йон даже хочет их поцеловать, конечно, не человеческим поцелуем, а вампирическим укусом любви, но именно губы. Ведь в них тоже течет кровь…