Евгения Грановская - Чёрный король

– Уверен, что естественным путем, – ответил Василий Петрович. – Бородин ее проглотил.

Оба помолчали.

– Шесть с половиной сантиметров, – задумчиво проговорил отец Андрей. – Проглотить такую махину нелегко.

– Я вам об этом и говорю, – кивнул судмедэксперт. – Случается, конечно, что люди глотают ложки, но это большая редкость. Мне самому приходилось находить в желудках у трупов монеты, спички и пуговицы. Но чтобы шахматную фигуру…

– Из чего она была сделана? – осведомился отец Андрей.

– Из мрамора, – ответил Штерн. – Обыкновенный мраморный слон черного цвета.

Штерн отхлебнул пива и поморщился.

– Ну вот, уже согрелось, – произнес он расстроенным голосом. – За это я и не люблю пиво. Уж лучше коньяк. Тот, по крайней мере, ничего не теряет, когда согревается в руках.

– Да, это, как минимум, необычно, – задумчиво проговорил отец Андрей, глаза у которого азартно заблестели.

– Необычно? – Эксперт усмехнулся. – Я еще не рассказал вам про судью Трофимова.

– Про судью? Так ведь он умер от сердечного приступа. Вы сами это сказали.

– Верно, сказал. Но я не сказал вам про… коня.

– Про коня?

Василий Петрович вздохнул:

– Именно так. Про черного шахматного коня, которого я достал изо рта судьи.

Дьякон цепко прищурился.

– Вы уверены, что это был сердечный приступ? – быстро спросил он.

– Не знаю. На первый взгляд все выглядело абсолютно естественно. Человек умер от сердечного приступа. Все признаки, как говорится, на лице. На столе стояли стакан и упаковка валидола. Двух таблеток не хватало. Вскрытие показало, что первоначальный диагноз был правилен… Все бы хорошо, кабы не шахматный конь во рту.

– Черный конь, – заметил дьякон, как будто это имело какое-то значение. – Кроме коня, в комнате было еще что-нибудь подозрительное?

– Ну… – Штерн пожал плечами. – В углу комнаты валялась таблетка цитрамона. А в аптечке Трофимова цитрамона не было. Да и зачем ему цитрамон, он даже похмельями никогда не страдал. Это, конечно, ни о чем не говорит, но все же… – Вдруг эксперт покачнулся и хлопнул себя ладонью по луб. – Вот болван! Про главное-то я позабыл! Судья Трофимов был педант и аккуратист. Он боялся инфекции и мыл руки с мылом десять раз на дню. А когда я осматривал его лицо, я нашел на лбу, прямо у корней волос, надпись, сделанную чернилами!

Отец Андрей слегка подался вперед, как охотник, почуявший добычу, и быстро спросил:

– Что там было написано?

– Четыре цифры, – ответил Штерн. – Два, семь, два, девять. Да у меня с собой есть фотография. Могу показать, если интересно.

– Очень интересно!

Эксперт, порывшись в сумке, достал лист бумаги и протянул отцу Андрею. – Вот, взгляните.

Дьякон взял листок и внимательно изучил надпись – 27–29.

– Так говорите, это фотография? – уточнил он.

– Да, – ответил эксперт.

– Родственники и друзья судьи ее, конечно же, видели?

– Конечно. Но никому из них эти цифры ни о чем не говорят.

Дьякон задумчиво подергал пальцами нижнюю губу, затем как-то странно посмотрел на фотографию и стал делать совершенно невероятные вещи. Он убрал с маленького, никелированного подноса солонку, перечницу, потом вытер поднос бумажной салфеткой и поднес его к листку с цифрами.

Василий Петрович следил за манипуляциями дьякона с нескрываемым удивлением.

– Что вы делаете? – поинтересовался он.

– Следственный эксперимент, – ответил отец Андрей.

– И в чем его суть?

– Сейчас узнаете. – Дьякон половчее приладил поднос к фотографии и сказал: – Василий Петрович, взгляните на поднос!

Эксперт посмотрел на сверкающий, как зеркало, поднос.

– Обыкновенный поднос, – сказал он. – Не вижу в нем ничего странного. А в чем дело?

– Надпись, – нетерпеливо проговорил отец Андрей. – Смотрите на отражение надписи.

Эксперт чуть наклонился и прищурился.

– Все равно ничего не понимаю, – сказал он.

– Да ведь это никакие не цифры! Это обыкновенная запись шахматного хода! е5—f5!

– В самом деле… – забормотал старик, вглядываясь в поднос. – О господи, я вижу! – Он поднял на дьякона морщинистое лицо и взволнованно пробормотал: – Это что же… Выходит, опять шахматы?

Дьякон улыбнулся, поставил поднос на место и выстроил на нем специи.

– Что ж, Василий Петрович, похоже, вы были правы в своих догадках, – сказал отец Андрей. – У Бородина – шахматный слон в желудке. У судьи Трофимова – конь во рту плюс запись шахматного хода. Вы говорите, судья был аккуратист?

– Страшный!

– И тем не менее эту надпись он не смыл. Не заметить он ее не мог, так?

– Так, – убежденно кивнул Штерн. – Значит, он оставил ее на лбу намеренно! Более того – он и сделал ее намеренно! Но почему надпись сделана задом наперед?.. А, понимаю! Трофимов боялся, что кто-то из недругов разгадает его загадочное послание, и намеренно зашифровал его, так?

Дьякон улыбнулся и покачал головой.

– Нет, Василий Петрович, дело не в этом.

– Тогда в чем же?

– Судья ничего не писал у себя на лбу.

– Вот как? – еще больше удивился Штерн. – Вы полагаете, что это сделал кто-то другой?

– Я полагаю, что шахматные ходы были записаны на листке бумаги, – ответил дьякон. – Кто-то записал ход на листке, а потом приложил листок ко лбу судьи.

– Но зачем? – удивился судмедэксперт. – Зачем он это сделал?

– Затем же, зачем вложил ему в рот шахматного коня. Это знак. Подсказка. Напоминание. Если мы узнаем, что значит этот конь, мы узнаем мотив преступления. А если узнаем мотив – найдем преступника.

У бедного Василия Петровича вытянулось лицо.

– Неужели вы думаете, что это убийство? – спросил он хриплым шепотом.

– А разве вы не на это намекали? – спросил, в свою очередь, отец Андрей. – Когда говорили, что две эти «естественные» смерти кажутся вам подозрительными?

Штерн вздохнул, сдаваясь.

– Вы правы, дьякон. Мне это казалось странным. Но то, что вы говорите, еще более странно. Странно и… ужасно, – дрогнувшим голосом добавил старик Штерн.

В парке было безлюдно и тихо. Свежий, влажный ветер тихонько шевелил сухие листья на асфальте и перебирал длинные светлые волосы сидящего на скамейке парня. Тощий Штырь и квадратный, похожий на бычка Шар стояли перед Каштаном навытяжку. Вид у обоих был подавленный. Каштан небрежно швырнул окурок в урну и обвел приятелей холодным, насмешливым взглядом.

– Хороши, нечего сказать.

– Он вывихнул мне плечо, – пожаловался Штырь, приподнимая правую руку.

– Лучше бы он открутил тебе башку, – презрительно проговорил Каштан.

Штырь обиженно засопел.

– Каштан, ты знаешь, мы с Шаром не какие-нибудь там пацаны, – угрюмо сказал он. – Но этот мужик настоящий дьявол! Я даже замахнуться не успел.