Стивен Кинг - Способный ученик

     Дюссандера колотила дрожь. Но он знал, что надо делать.

     В субботу Боудены проснулись  поздно.  К  половине  десятого  мужчины уселись за стол, каждый со своим чтивом, а Моника, словно досыпая на ходу, молча ставила перед ними омлет, сок, кофе.

     Тодд читал научную фантастику, Дик штудировал журнал по  архитектуре. В прихожей шлепнулась на пол газета, опущенная в щель почтальоном.

     - Принести, пап?

     - Я сам.

     Прежде чем развернуть газету. Дик Боуден пригубил кофе  -  и  тут  же закашлялся.

     Моника поспешила на выручку.

     Тодд, отвлекшись от романа, без особого интереса наблюдал, как Моника стучит отца по спине, но вдруг взгляд ее упал на первую страницу... и  она застыла. Глаза полезли на лоб, грозя выскочить из орбит.

     - Боже милостивый! - кое-как выдавил из себя Дик Боуден.

     - Так ведь  это...  не  может  быть...  -  Моника  прикусила  язык  и посмотрела на сына. - Солнышко, ты...

     Отец тоже смотрел на сына.

     Тодд поднялся с тревожным чувством.

     - Что там?

     - Мистер Денкер, - только и сказал Боуден-старший.

     Тодд прочел заголовок  и  все  понял.  БЕГЛЫЙ  НАЦИСТ  КОНЧАЕТ  ЖИЗНЬ САМОУБИЙСТВОМ В БОЛЬНИЦЕ САНТО-ДОНАТО. Ниже  две  фотографии  бок  о  бок, хорошо известные Тодду. На первой Артур Денкер был лет на шесть моложе  и, соответственно, живее. Его щелкнул какой-то  уличный  фотограф,  и  старик купил карточку, чтобы она, чего доброго, не попала не в те руки. На второй Курт Дюссандер в форме войск СС, в заломленной  черной  фуражке  сидел  за столом в своем кабинете в Патэне.

     Публикация первой фотографии означала, что они  уже  побывали  в  его доме.

     Тодд пробегал глазами газетный материал,  строчки  прыгали,  качнулся пол.

     Где-то далеко-далеко крик матери:

     - Дик, держи его! Это обморок!

     Это слово (ОБМОРОКОБМОРОКОБМОРОК) слилось в одну  тягучую  цепочку.  Он  смутно почувствовал, как отец подхватил его,  а  затем  -  когда  уже  ничего  не чувствуешь, ничего не слышишь.

     Когда допрос кончился и этот тип оставил его в покое,  Тодд  вышел  в сад, прихватив из дома ружейное масло и кой-какую ветошь. В гараже он взял свой "винчестер". Устроившись поудобней на скамейке, он переломил ствол и, то бормоча, то насвистывая мелодию, принялся тщательнейшим образом чистить ружейный механизм. В воздухе был разлит сладковатый аромат цветов. Но  вот со смазкой покончено. С таким же успехом  он  мог  это  сделать  в  полной темноте. Мысли его были далеко. Только минут  через  пять  до  него  вдруг дошло, что  он  зарядил  винтовку.  Охотиться  сегодня  он  как  будто  не собирался - тогда зачем же? Он и сам не знал.

     ЗНАЕШЬ, ТОДД С МЫСА КОД, ВСЁ-ТО ТЫ ЗНАЕШЬ. ПРОСТО ПРИШЛО ТВОЕ ВРЕМЯ.

     И тут к их дому подрулил  желтенький  "сааб".  Человек,  сидевший  за рулем, показался Тодду знакомым, но только когда он сделал несколько шагов ему навстречу, в глаза  бросились  его  небесно-голубые  кеды.  Привет  из прошлого. К Тодду приближался Калоша Эд собственной персоной.

     - Здравствуй, Тодд. Давненько не виделись.

     Тодд прислонил "винчестер" к скамейке и обворожительно улыбнулся.

     - Здравствуйте, мистер Фрэнч. Каким ветром вас занесло в нашу глушь?

     - Родители твои дома?

     - Да нет вроде. А вам они нужны?

     - Н-нет, -  сказал  Эдвард  Фрэнч  после  глубокомысленной  паузы.  - Пожалуй, нет. Пожалуй, лучше нам потолковать на пару. Для начала. Вдруг ты сумеешь мне все объяснить. Хотя я в этом сильно сомневаюсь.

     Из кармана брюк он достал газетную вырезку. Тодд догадался, что  это, раньше, чем увидел; второй раз за  сегодняшний  день  перед  ним  предстал Дюссандер в двух своих ипостасях. Снимок,  сделанный  уличным  фотографом, был обведен чернилами. Смысл овальной рамки прочитывался сразу: Калоша  Эд узнал "дедушку" Тодда. И теперь горел  желанием  оповестить  весь  мир  об этом. Родить на свет божий маленькую пухлую сенсацию. Вот он - Калоша  Эд, балабол и сукин сын, в небесно-голубых кедах. Лучше бы в белых тапочках.

     Его сообщение, надо думать, привлечет  к  Тодду  внимание  полиции... хотя они и так не обошли  его  вниманием.  Теперь  это  яснее  ясного.  До сегодняшнего  дня  он  словно  летел  себе  на  воздушном  шаре,  беспечно поглядывая вниз, но вдруг оболочку пробила стальная стрела,  и  теперь  он неотвратимо падает. Главная его промашка - телефонные звонки. Ах, как  они его взяли на живца. Да чего там взяли - сам  набросился.  Точно, звонили. Один-два раза в неделю. Денкер говорил с ними  по-немецки.  Сказал  и  при этом подумал: путь побегают с высунутыми языками по всему югу  Калифорнии, пусть поищут недобитых нацистов. Как я их! Одного не учел - на  телефонном узле они уже могли это  проверить.  Он,  правда,  не  уверен  в  том,  что телефонный узел регистрирует все звонки, но... взгляд у  этой  ищейки  был какой-то подозрительный... Потом письмо. Зачем-то ляпнул, что в дом  никто не мог залезть. Этот тип наверняка подумал: знать это  может  только  тот, кто сам туда залезал... что он, кстати, и делал, три раза: первый -  чтобы забрать письмо, и еще два - проверить, не осталось ли чего такого...  Нет, не осталось. Эсэсовская форма исчезла. Четыре года как-никак  прошло  -  в какой-то момент  Дюссандер,  видимо,  смекнул,  что  лучше  будет  от  нее избавиться.

     Тодд перевел взгляд с газетной вырезки на Калошу Эда, но тот  смотрел куда-то в сторону, на улицу, как  будто  там  могло  произойти  что-нибудь необычное.

     Этот тип, конечно, может его подозревать в чем-то, но  из  подозрений шубы не сошьешь. Разве что всплывет  нечто  такое,  что  связывало  его  и старика одной ниточкой.

     Теперь всплывет, будь уверен. Потому что есть Калоша Эд. Стоит  рядом - дурак в своих дурацких кедах. И зачем такой дурак живет на  свете?  Тодд потянулся к "винчестеру".

     Калоша Эд и есть для них то самое недостающее звено. Все ясно, скажут они, старик и мальчик были сообщниками. И что тогда? Тогда суд. Отец, само собой,  наймет  лучших  адвокатов,  и   те,   естественно,   помогут   ему выкрутиться. Улики-то все  больше  косвенные.  К  тому  же  он  произведет благоприятное впечатление на присяжных. Но что толку, если  на  дальнейшей жизни можно будет поставить крест. Газетчики разденут его и бросят у  всех на виду - точь-в-точь как Дюссандер своих жертв в Патэне.

     - Человек, изображенный на  этом  снимке,  однажды  переступил  порог моего кабинета, - вдруг заговорил Эдвард Фрэнч, поворачиваясь к Тодду, - и назвался твоим дедушкой. Сейчас выясняется, что  это  давно  разыскиваемый военный преступник.