Создатель Лун с иллюстрациями Сантьяго Карузо - Роберт Уильям Чамберс
– Не спрашивайте меня, как это делается, – тихо сказал Баррис. – Я не знаю. Но я знаю, что где-то в Кардинальских лесах засела банда, которая знает, как делать золото – и действительно его делает. Вы понимаете, какая это опасность для всех цивилизованных стран. Этих людей, разумеется, необходимо остановить. И мы с Драммондом решили, что остановлю их я. Где бы и кто бы ни были эти златогонщики, их нужно переловить, всех до единого, или перестрелять, раз уж на то пошло.
– Перестрелять, – повторил Пьерпонт, владелец золотого рудника «Кросс-кат», находивший свои доходы слишком скудными. – Уверен, что профессор Лагранж будет благоразумен. Науке ни к чему такие открытия, которые перевернут вверх тормашками весь мир!
– Ах, малыш Билли! – рассмеялся Баррис. – Вашим доходам ничто не угрожает.
– Надо полагать, – сказал я, – в самородке был какой-то дефект, который и дал профессору Лагранжу наводку.
– Именно. Он вырезал дефект, прежде чем отправить самородок на анализ. Потом поколдовал над этой бракованной частью и разделил золото на три составных элемента.
– Великий человек, – сказал Пьерпонт. – Но будет величайшим в мире, если сумеет сохранить свое открытие в тайне.
– Вы это о ком? – спросил Баррис.
– О профессоре Лагранже.
– Два часа назад профессор Лагранж был убит выстрелом в сердце, – с расстановкой промолвил Баррис.
II
Пять дней мы провели в охотничьей сторожке в Кардинальских лесах, прежде чем конный посыльный доставил Баррису телеграмму с ближайшей телеграфной станции. Та находилась в Кардинальских Ручьях – деревеньке на лесотранспортных путях, которые стыкуются с Квебекской и Северной дорогами на узле Три-Риверс, в тридцати милях к югу.
Мы с Пьерпонтом сидели снаружи, под деревьями, заряжая кое-какие особенные гильзы, с которыми собирались поэкспериментировать. Баррис – загорелый, осанистый – стоял рядом, аккуратно держа трубку наотлет, чтобы в наш пороховой ящик не попала искра. Стук копыт по траве всполошил нас. Тощий посыльный натянул поводья, остановившись перед дверью. Баррис подошел и взял запечатанную телеграмму, вскрыл ее и ушел в дом, но вскоре вернулся, на ходу перечитывая то, что написал в ответ.
– Это нужно отправить незамедлительно, – сказал он, глядя посыльному прямо в глаза.
– Незамедлительно, полковник Баррис, – откликнулся этот растрепанный простачок.
Пьерпонт поднял голову, а я улыбнулся посыльному, который уже подбирал поводья и устраивался в стременах. Баррис вручил ему записку с ответом и кивнул на прощание. Копыта глухо застучали по траве, прогрохотали по гравию, звякнули удила, лязгнули шпоры – и посыльный скрылся из виду. Трубка Барриса погасла, и он повернулся к ветру спиной, чтобы снова зажечь ее.
– Странно, – заметил я. – Этот ваш посыльный – местная деревенщина, а говорит так, будто прямиком из Гарварда.
– Он и правда из Гарварда, – сказал Баррис.
– Интрига набирает обороты, – усмехнулся Пьерпонт. – Ваша Секретная служба нашпиговала агентами весь лес?
– Нет, – покачал головой Баррис. – Только телеграфные станции. Сколько унций дроби вы кладете, Рой?
Я сказал ему, продемонстрировав стальной мерный стакан, сложенный до нужной риски. Баррис кивнул, а через пару минут присел рядом с нами на складной стул и взял кримпер[17].
– Телеграмма была от Драммонда, – сообщил он, – а посыльный – один из моих людей, как вы, мои умные мальчики, догадались и сами. Эх! Говорил бы он по-здешнему, вам бы и в голову не пришло!
– Но маскировка хороша, – похвалил Пьерпонт.
Баррис крутил кримпер в руках, глядя на кучу заряженных гильз.
Затем он взял одну и обжал ее.
– Не надо, – сказал Пьерпонт. – Вы слишком крепко давите.
– Чье-то ружьецо дает отдачу слишком сильненько, когда гильзы обжаты слишком крепенько? – просюсюкал Баррис. – Что ж, тогда кому-то придется обжимать свои гильзочки самому… а куда, кстати, подевался его человечек?
«Его человечек», завезенный в свое время из Англии, был настоящей диковиной: чопорный, выбритый до блеска, вымытый до скрипа и с вечной кашей во рту. Звался он Хаулит. В качестве камердинера, охотничьего гида, оруженосца и обжимщика гильз скрашивал Пьерпонту беспросветную тоску бытия: если бы можно было дышать за хозяина, Хаулит бы, пожалуй, и дышал. Однако Баррис так донимал Пьерпонта насмешками, что в последнее время тот начал кое-что делать сам. К своему изумлению, он обнаружил, что самостоятельно чистить ружье не так уж скучно, потом зарядил на пробу пару гильз и остался очень доволен собой, зарядил еще несколько, обжал их и пошел завтракать с большим аппетитом. Так что теперь, когда Баррис спросил, где «его человечек», Пьерпонт не ответил, а только зачерпнул целую чашку дроби и торжественно пересыпал ее в наполовину заполненную гильзу.
Старина Дэвид вышел с собаками, и, конечно же, началась суматоха: Войю[18], мой гордон, взмахнул своим великолепным хвостом над столиком с гильзами, и с десяток еще не запечатанных патронов покатились по траве, извергая порох и дробь.
– Дайте собакам пробежаться милю-другую, Дэвид, – сказал я. – Часа в четыре мы пойдем на охоту в Папоротники.
– Два ружья, Дэвид, – добавил Баррис.
– Вы не пойдете? – спросил Пьерпонт, провожая взглядом Дэвида с собаками.
– У меня дичь покрупнее, – лишь сказал Баррис.
Взяв кружку пива с подноса, который Хаулит только что разместил рядом с нами, он сделал долгий глоток. Мы молча последовали его примеру. Пьерпонт поставил свою кружку на траву и снова взялся за гильзы.
Мы заговорили об убийстве профессора Лагранжа и о том, как по запросу Драммонда нью-йорские власти засекретили это дело. Мы были уверены, что Лагранжа застрелил один из банды златогонщиков, и предполагали, что остальные теперь будут начеку.
– Ну, они знают, что рано или поздно Драммонд за ними придет, – сказал Баррис, – но не знают, что божья мельница уже завертелась. Газетчики из Нью-Йорка, сами того не понимая, сыграли нам на руку: один проныра-репортер сунул свой красный нос в дом на 58-й Стрит и вынес оттуда на манжетах колонку о «самоубийстве» профессора Лагранжа. Билли Пьерпонт, мой револьвер висит у вас в комнате, я и ваш захвачу…
– Берите на здоровье, – сказал Пьерпонт.
– Меня не будет до утра, – продолжал Баррис. – С собой возьму только пончо и немного хлеба с мясом, не считая пары громобоев.
– Нынче ночью будет громко? – спросил я.
– Нет, и я думаю, не раньше, чем через несколько недель. Просто хочу кое-что разнюхать. Рой, вам не кажется странным, что в этих чудесных краях никто не живет?
– Это вроде тех потрясающих затонов и стремнин, какие встречаются
