Стивен Джонс - Вампиры. Антология

Интересно, куда подевался Сид.

Тряпичный лунатик, забивая нос коксом, отвалился от стены, одарив толпу благословением 1978 года. Когда Джонни ступил на освещенный пол и гоголем прошелся среди танцующих, костюм его вспыхнул белым пламенем. Он ловил ритм каждым движением. Даже сердце его билось в такт музыке. Узнав песню, он улыбнулся, его клыки засияли неоновым светом, глаза обратились в мерцающие алые шары. Он присвоил эту музыку; ни одна другая песня не была исполнена для него такого значения. «Staying Alive», «The Bee Gees».

В припеве ему слышались стенания тепленьких, умирающих от его поцелуев, ах-ах-ах-ах, и все же не умирающих. Ему казалось, в песне говорилось о нем — о любовнике, у которого нет времени на болтовню.

Он танцевал, и люди расступались, оставив его в центре круга.

Очень похоже на кормежку. Он хотя и не сосал, но все же притягивал к себе кровь этой толпы, освобождая от тела дух каждого, кто танцевал вместе с ним. И эти материализовавшиеся духи протягивали свои щупальца через рты и носы, прирастая к нему, наподобие эктоплазменных трубочек. Танцуя, он всем телом всасывал, смаковал множество сознаний и сердец, затмевая их все своим блеском. И никто не осмелился подступить к нему, чтобы бросить вызов. Отец им гордился.

Властью песни он стал живым.

Эндрю Уорхол родился в Питсбурге 6 августа 1928 года, он был американцем — в отличие от своей семьи. Виктор Бокрис (Victor Bockris) в «Жизни и смерти Энди Уорхола» («The Life and Death of Andy Warhol», 1989) цитирует его слова: «Я — ниоткуда», — указывая, однако, точное расположение этого места: «Уорхолы были русинами, они приехали в Америку из славянской деревни Микова, расположенной в Карпатских горах на пограничье России и Польши, на землях, которые в начале века принадлежали Австро-Венгрии». Бокрис, как человек внимательный, уже тогда ввел тему, ставшую доминантой биографии Уорхола, отмечая, что «Карпатские горы широко известны как место обитания Дракулы, и селяне, которых описывает Джонатан Харкер, преклоняющие колени перед святынями, стоящими возле дорог, и крестящиеся при упоминании Дракулы, напоминают дальних родственников Энди Уорхола».

Третий сын Ондрея и Джулии Уорхолов вырос в Сохо, в замкнутом этническом сообществе, почти что в гетто.

С юных лет он казался не от мира сего, был бледнее и субтильней других членов семьи. Глядя на него, было смешно подумать о том, что в будущем его ждет работа сталевара. Талант проявился в мальчике, как только он впервые смог удержать в руке карандаш. Другой на его месте вообразил бы себя осиротевшим принцем, которого воспитал дровосек, но Уорхолы приехали — сбежали? — из земли вампиров. Не прошло и пятидесяти лет с тех пор, как граф Дракула явился с Карпат и основал в Лондоне свою мимолетную империю. В те годы Дракула был еще значительной фигурой, самым известным вампиром в мире, и его имя частенько звучало в доме Уорхолов. Годы спустя у Энди в одном фильме актриса, игравшая его мать, утверждала, что в детстве стала жертвой графа и что в ее жилах течет кровь Дракулы, которая во чреве ее перейдет к младшему сыну. Как и многие подробности автобиографии Энди, которые постоянно менялись, эту историю не стоит целиком и полностью принимать на веру, но герой ее многие годы пытался силой мечты воплотить эту фантазию — и возможно, в конце концов преуспел в этом. Прежде чем окончательно принять имя «Энди Уорхол», он порой подписывался как Эндрю Алукард.[118]

Наклонности малыша Эндрю приводили Джулию в ужас. У нее вампиры вызывали не восхищение, а страх. Будучи набожной православной христианкой, она постоянно таскала детей за шесть миль в деревянную церковь Святого Иоанна Златоуста, что на Салин-стрит, и заставляла исполнять бесконечные ритуалы очищения. И несмотря на это, уже среди самых ранних рисунков Энди есть изображения летучих мышей и гробов. В 1930-х годах, когда Дракула находился в очередном изгнании, американская «желтая» пресса сходила с ума по вампирам не меньше, чем по кинозвездам. Существовал целый ряд популярных периодических изданий — «Таинственные истории» («Weird Tales»), «Пикантные истории о вампирах» («Spicy Vampire Stories»), — посвященных почти исключительно светской жизни вампиров. Просматривая вслед за маленьким Энди эти журналы, понимаешь, каково это: знать, что праздник, на который достать приглашение ты не имеешь ни малейшего шанса, продолжается, даже когда ты уже давно спишь в своей постели. Чтобы получить приглашение, нужно было в буквальном смысле умереть. В Вене, Будапеште, Константинополе, Монте-Карло и в поместьях и замках, полумесяцем разбросанных по Европе, короли и королевы вампиров правили свой бал.

Юный Эндрю вырезал из журналов портреты и фотографии, которые хранил потом всю свою жизнь. Ему больше нравились фотографии, особенно смутные и расплывчатые отпечатки тех избранных, чей образ с трудом улавливали фотокамеры и зеркала. Он сразу понял, что существа, лишенные возможности видеть себя в зеркале, должны высоко ценить портретистов. Он писал, вполне в жанре «писем от поклонника», таким звездным вампирам, как де Лионкур Парижский (de Lioncourt of Paris), Эндрю Беннетт Лондонский (Andrew Bennett of London), Белорус Розоков (the White Russian Rozokov). Но всем прочим живым мертвецам он, понятное дело, предпочитал вампиров-детей, бессмертных, навечно застрявших в детстве, о которых Ноэль Ковард (Noel Coward) поет в «Бедней мертвой крошке» («Poor Little Dead Girl»). Его ценнейшим сокровищем в детстве был портрет с автографом, изображавший умершую в мучениях Клаудию, подопечную элегантного де Лионкура. Среди себе подобных она считалась образцом совершенства, архетипической фигурой. Позже Энди использовал этот образ — предмет с подписью, полученный в дар от Ночной Жизни, — в одной из своих шелкотрафаретных работ, названной «Кукла-вампир» («Vampire Doll», 1963).

Это увлечение живыми мертвецами ставило Энди в авангарде моды. В Америке было еще очень мало вампиров, и даже те, кто здесь родился или обратился, стремились сбежать в Европу, которая была им все же более сродни. В конце Первой мировой войны среди вампиров поднялась настоящая паника: вернувшиеся солдаты принесли в своих жилах порченую кровь, и в 1919 году вспыхнула эпидемия. Народилось потерянное поколение, все представители которого вынашивали в своих телах палящий недуг, в несколько месяцев пожиравший их изнутри без остатка. Они были страшным доказательством того, что вампиры никогда не приживутся в Новом Свете. Конгресс принял акты против распространения вампиризма: исключение делалось только для строжайше регламентированных ситуаций. Дж. Эдгар Гувер считал, что наибольшую угрозу американскому образу жизни представляют коммунисты, вампиры же стояли в его списке на втором месте, и только третье место отводилось организованной преступности. В 1930-х окружной прокурор Нью-Йорка Томас Дьюи организовал настоящий крестовый поход против наплыва итальянских вампиров; в результате глава клана Никколо Каваланти и его приспешники были успешно депортированы. На Юге воскресший Ку-Клукс-Клан жестоко пресек возможное возрождение союза вампирских кланов в Новом Орлеане и по всей дельте Миссисипи.