Сергей Шемякин - Оставьте тело вне войны

— Как взлетят, я подойду на пункт управления полётами, будем с этим подполковником разбираться. И мне надо точно знать, что самолёты добрались до Москвы.

— Нам после посадки, по радио доведут, я сообщу. Лететь им четыре с лишним часа. При встречном ветре и все пять.

— Хорошо, договорились! — сказал дежурному Лазарев и направился к машине.

Дежурный по аэродрому проверил пассажиров по списку и объявил:

— Капитан Изюмов, капитан Михайлов с женой, в самолёт с ранеными. Остальные садятся вот в этот борт, показал он рукой на второй "Дуглас". Посадка в Москве, время полёта пять часов. Перед полётом оправиться, на крайний случай у борттехника есть ведро. Через пять минут, чтоб все сидели по местам. В воздухе никакой паники, если будут атаковать мессершмиты. Пилот знает, что делать.

На пассажирских самолётах ПС-84 в хвосте салона были сделаны туалеты, но в результате приспособления машин для военных целей часть оборудования сняли. Так что капитан насчет ведра у борттехника не шутил.

Если комбат не обратил внимания, то Глеб этот нюанс заметил сразу. Санитарный самолёт не был оборудован вооружением. Если на втором борту имелась сверху стеклянный колпак с пулемётом, да и спереди ствол торчал, то на самолёте, которым летел Борис, ничего этого не было. Внутри было установлено в три яруса восемнадцать носилок и имелось четыре кресла. В одном сидела сопровождающая медсестра. Гена уже успел познакомиться, девушку звали Настя. Летела она уже четвёртый раз. В квадратные иллюминаторы можно было наблюдать, как самолёт разогнался по полю и оторвался от земли.

Глеб поднялся над самолётом и осмотрел горизонт. Было чисто. Транспортники шли парой, держа курс на восток. Экипаж обсуждал утреннее происшествие, гадая, окажется подполковник диверсантом или просто штабным дураком. Летуны тоже чтили морской закон: женщины и дети к шлюпкам в первую очередь. Попросился бы у экипажа, если очень нужно, то и табурет в проходе поставят. Не люди, что ли. А он свару начал перед рейсом затевать. Большинством голосов пришли к мнению, что подполковник просто придурок, хоть и из штаба армии. На диверсанта рожей не вышел. А особист молодец, быстро всё пресёк. А то ведь капитан мог за жену обидеться и за пистолет схватиться.

— Лёня, скажи Жорке, пусть проверит крепление носилок и зайдёт сюда, хватит там уже уши греть.

Штурман высунулся из кабины и передал борттехнику, сидевшему у двери на откидной сидушке приказ командира. Жора встал, проверил все крепления носилок, заглянул в туалет в хвосте салона, посмотрел в иллюминаторы на оба двигателя и пошёл в кабину пилотов.

— Всё нормально, командир, — доложил он пилоту.

— Ну и кого мы везём?

— Лично я буду гордиться таким рейсом и внукам рассказывать! — встав в позу, сказал Жора.

— Не томи Рогозин, выкладывай, что узнал.

— Везем мы ни много ни мало двух Героев Советского Союза.

— Это капитаны что ли? — спросил штурман. — У одного два ордена видел, а второй вообще без наград.

— Едут в Москву на вручение медалей "Золотая звезда", а звание Героев Советского Союза им постановлением Правительства уже присвоены. Тот, который с женой — капитан Михайлов, второй — капитан Изюмов. Михайлов командир тылового ремонтного батальона. Изюмов — командир танковой роты. Оба из тридцать второй танковой дивизии.

— Это как же командир тылового ремонтного батальона успел два ордена заработать и "Золотую звезду"?

— Михайлова зовут Борис, Изюмова — Гена. Так вот танкист Гена тоже поинтересовался. Так Михайлов ему говорит: Первый орден по линии НКВД дали, за уничтожение нескольких групп вражеских диверсантов, за сбитые пикировщики и захват летчика. Они, оказывается, сделали засаду, и когда их двадцать второго июня бомбить начали, ударили из ручных пулемётов, сбили два Ю-87, а один повредили. Второй орден, говорит, за бои в Львове. Батальон уничтожил ночью двести семьдесят немецких диверсантов и бандеровцев. Его Изюмов и спрашивает, а чем же вы их там били, у тебя же народу сто человек? Дали мне говорит взвод пехоты и взвод танков. А били, чем могли — из пулемётов, миномётов, из танков, снайпера работали, подходы заминировали. Территория то огромная, склады всякие, но отбились. Ну, говорит Изюмов, за что тебе Героя Боря дали, даже не спрашиваю. Сам в газете читал, как ты взводом танков двадцать восемь немцев сжег и четыре танка четырьмя пехотинцами захватил.

— Так это что, тот капитан М. про которого в газетах писали?

— Ну вот, и до штурмана, наконец, дошло, — подколол борттехник. — Про это и говорю.

— А про второго что узнал? — спросил командир экипажа, чуть сдвигая шлем, чтоб лучше было слышно.

— Тоже Герой. С ротой танков прорвался к немцам в тыл, две недели катался по их тылам. Уничтожил шестнадцать немецких колонн. Одну огромную, свыше семисот машин.

— Сколько — сколько? — переспросил командир.

— Свыше семисот, — повторил Рогозин.

— А теперь скажи мне Жора, они что, тебе всё так и рассказывали?

— Да нет, я на месте своём сидел. Они между собой говорили. Думают, если мотор гудит, то и не слышно ничего. А у меня слух музыкальный и шума наших двигателей, если они нормально работают, я не замечаю.

— Да, действительно памятный рейс, — выразил своё мнение командир. — Но об этом лучше помалкивайте. Особист то чужой не зря здесь крутился.

— Особист этот из батальона Михайлова, — блеснул знаниями борттехник.

— А с каких это пор особисты появились в батальонах? — спросил штурман. — Они же вроде при полках.

— Изюмов тоже об этом спросил. Михайлов сказал, что из Москвы прислали, — поделился услышанным Жора.

— Всё! — остановил командир Рогозина. — Никто ничего не слышал. И никто никому ничего не говорил. Тебя, Жора, предупреждаю особо. Везли двух капитанов в Москву и раненых. Ни фамилий, ни имён. Об остальном будешь после войны рассказывать. Иди и следи за салоном, и уши больше не грёй.

— Есть, товарищ майор, — слегка обидевшись, сказал борттехник.

— Через часок предложи всем чаю. Анастасия наверняка опять голодная.

Глеб в течение часа просматривал небо в поисках истребителей противника. Через час, посчитав, что самолёт уже километров на двести пятьдесят забрался на восток и немцев больше не будет, опять проник в салон.

Изюмов подкатывался к Настеньке, Борис с Натальей обсуждали то, что увидели в иллюминаторы. Борттехник, почему то грустный, сидел на своём стульчике и скучал. Всё было нормально.

Глеб подошел к раненым. Начал по порядку с правого борта. Первые носилки устанавливались прямо на полу, потом два яруса вверх. Вдоль каждого борта самолёта лежало по девять человек. Прикоснулся к бойцу руками. Боец, лежавший без сознания, сразу открыл глаза. Через секунду муть из глаз ушла, и он начал осматриваться. Глеб перешёл к следующему. После повышение ранга, исцеление у Хранителя занимало несколько секунд. Лишь на одного сержант потратил секунд двадцать, видно состояние было безнадёжным. За десять минут он обошёл всех.