Вадим Шарапов - Командир Особого взвода

  - Хорошая у тебя хозяйка, Николай, нелюбопытная.

  - Э! - махнул рукой мужик. - Ты не смотри, что слова не сказала. Завтра вся деревня знать будет, что ты вернулся. Баба же, сам понимаешь...

  - Пусть говорит, - Нефедов думал о чем-то другом. Он рассеянно погладил кота, который мявкнул и перевалился на другой бок, и спросил. - Так значит, в Грачах спокойно все?

  - А что здесь сделается? Всю войну тишина была. В начале, говорят, тоже. Да что я тебе рассказываю-то? Я как на пятый год по ранению комиссовался, сразу в председатели сельсовета и попал... Так и живем.

  - Председатель сельсовета? - хмыкнул Степан. - Ишь ты. И в лесах спокойно?

  - Так ведь ваши-то, Охотники, здесь в войну не один раз проходили. Тишь да гладь, - Николай помялся нерешительно, а потом все же спросил, - слышь, Степан, вы-то сюда по заданию, или как?

  - Или как, - отозвался Нефедов, снимая кипящий чайник, - или как. Постоим тут у вас сутки, отдохнем, метель переждем - и дальше поедем. Здесь нам делать нечего.

  - Ну и слава богу, - Николай заметно повеселел, видно было, что разом успокоился и ободрился, - и то верно - что вам здесь делать-то? Но, однако, нагрянул ты, Степан, нагрянул... Кто бы и знал, что ты живой? Ведь даже Татьяна не верила.

  Он осекся, увидев, как Степан медленно поставил жестяную кружку на стол. Молчали долго. Потом старшина провел ладонью по лицу, словно смахивая что-то, и глухо спросил:

  - Она здесь?

  - Жива-здорова, - растерянно сказал Николай, виновато сутулясь на табурете, - как раньше одна была, так и сейчас.

  Нефедов поморщился, как от сильной боли, и встал. Он сильно побледнел и теперь какими-то медленными, неуверенными движениями обхлопывал себя по карманам. Все-таки нашел коробку папирос, потоптался на половике и как был, босой, вышел в сени. Через пару минут Николай вышел вслед за ним.

  - Степан... Ты чего? Что стряслось-то?

  - Она что, замуж так и не вышла? - спросил Нефедов, в темноте жадно затягиваясь "Казбеком". Красный огонек на конце папиросы разгорался и угасал с легким треском.

  - Вон ты о чем... Да нет. Женихи к ней сколько раз приезжали, а она им - от ворот поворот. Девка-то видная была, да и сейчас в самом цвете. А не идет замуж и все. Наотрез отказывает всем. И отец ейный понять не может - отчего так? Как-то раз выпил он, обозлился, и на нее с вожжами попер. Поучить хотел дочку. Мол, вышибу дурь из головы! Так она руку ему перехватила. И говорит - если еще раз такое случится, уйду и только ты меня и видел. Старик вожжи бросил, поругался еще для порядку, да тем и закончилось. Все-ж таки любит он ее, дочка ведь.

  - Понятно, - окурок зашипел и погас в снегу. Степан захлопнул дверь. Пурга уже успела нанести снегу на порог.

  - Ладно. Утро вечера мудренее. Коля, ты постели мне где-нибудь, устал я как собака.

  Вскоре хозяин уже могуче храпел в соседней комнате. А вот Степану Нефедову, лежащему на полу под тощим одеялом, не спалось. Не от холода - протопленная печь исправно грела, да и не боялся старшина никаких морозов. Он ворочался с боку на бок и вспоминал, прогоняя от себя сон.

  * * *

  Осень сорок четвертого года выдалась жаркой. Долго стояло бабье лето, и еще даже в октябре казалось, что до зимы далеко. Только вот лесные пожары не давали продохнуть. Горький дым стелился над проселками, забивался в дома. Горели торфяники в Прилогах, у Артузовских карьеров, под Коммунарами и Чернодольем. Грачи стояли в стороне, и гарью их не задело.

  Но потом пришла беда пострашнее.

  Один из сельчан, который забрел далеко в лес, нашел на дереве парашют. Купол висел высоко, прочно надевшись на острые, как пики сучья старой сухой липы. Под ним болтались резаные стропы. Парашют был немецким, но вот что интересно - следов того, кто эти стропы обрезал, спрыгнул и ушел, на влажной земле не оказалось. Только еле заметный отпечаток ноги. Хватило и этого - местный лесничий, Федор Марков, мужик битый-перебитый жизнью, прошедший и суму и тюрьму, один лишь раз глянул на примятую глину и сразу помрачнел.

  - Альв, мужики, - сказал он сквозь зубы, - черный альв, не наш.

  А когда собравшиеся стали галдеть, спрашивая, с чего он так решил, Федор зыркнул на них свирепо и снял с куста шиповника кожаный ремешок с непонятными мудреными узлами на нем. Кинул приезжему из района уполномоченному, который с досады в душу бога мать выругал своих солдат, прохлопавших такую вещь. Вязка и точно, была альвовская - такими они обозначали количество ими убитых.

  - Ты не подумай, лейтенант, что этот шнурок черный здесь просто потерял. Нарочно он оставил, чтобы презренье свое показать к нам, людям - мол, сроду не поймаете, сколько не ищите, а вот я вам дам хлебнуть... Так что помяните мое слово - крови будет много.

  Уполномоченный с командой, расквартированной в Прилогах, обрыскал все леса, да только немецкий диверсант как сквозь землю провалился. А кровь не заставила себя долго ждать.

  Ночью перед самым рассветом в Прилоги пришли гули.

  Откуда взялась эта нечисть, самая страшная, болотная - гадать не приходилось. Они шли и шли, подгоняемые неслышным черным приказом; возникали на лесной опушке, как будто вырастая из земли. Серые, сгорбленные, с бесформенными черепами, обтянутыми жесткой шкурой, с отростками позвонков, торчавшими на спине. Гули были повсюду, и деревенские только успели похватать кто вилы, кто ружьишко - но уже было поздно и все кончилось быстро. Спастись удалось только двум мальчишкам, выпасавшим в ночное лошадей. Появившиеся утром соседи из Чернодолья не нашли деревни. Дымились, догорая, избы и повсюду - на траве, на земле, на расщепленных бревнах - была кровь. Брызгами и целыми лужами. От самого городского лейтенанта, форсившего перед деревенскими девчатами в хромовых сапогах и новенькой форме, осталась только офицерская планшетка, да пистолет с расстрелянной обоймой. А от ночных тварей на солнечном свету остались только дотлевающие кости.

  Страх сгустился над лесами. И был этот страх неистребимым, смертным, заставлял бледнеть даже отживающих свое стариков. Война, которая шла где-то там, далеко, достала и до этих мест.

  Тогда сверху тяжким молотом бахнул приказ - сельсоветам не предпринимать никаких действий! ждать! не паниковать! И уже через три дня в Грачах высадилась новая команда. Вел ее спокойный как камень, старшина. Мужики из района поглядели на него и недоверчиво закачали головами - морда самая что ни на есть рязанская, шрам на щеке, росту среднего. Разве ж такой справится?

  Степан хорошо запомнил тот день. Едва его взвод попрыгал в дорожную пыль, как на них всем скопом налетели ревущие навзрыд бабы, с воплями и причитаниями мельтешившие перед глазами. Еле выдравшись из их цепких пальцев, Степан облегченно вздохнул, дал команду разойтись по хатам, а сам отправился в сельсовет.