Андрей Кокоулин - В эфирной полумгле

В руках у него была длинная палка с железным крюком.

— Да, — сказал Соверен, прижимая пакет с одеждой к груди.

— Вы смотритесь как мусорщик, нашедший сокровище, — весело сказал Адам.

Моряк, имени которого Соверен так и не узнал, сдвинул лежак в сторону и приподнял сколоченные щитом доски. Под ними открылись утоптанная земля и еще один щит, который моряк выдернул уже с видимым усилием.

Вонь канализации ударила вверх, пискнула крыса. Соверен увидел обитый досками желоб, уходящий в густую, чуть серебрящуюся тьму.

— Ну, удачи! — моряк хлопнул Адама по плечу.

— Спускайтесь за мной, — сказал парень Соверену, исчезая в желобе, — здесь скобы, только они скользкие, не сорвитесь.

— Я постараюсь.

Наощупь найдя скобу ногой, Соверен невольно задержал дыхание — ядреная вонь настойчиво лезла в горло. Вниз!

Свет тут же схлопнулся — моряк поставил заглушку на место.

Тьма в желобе была склизкой и тошнотворной, завтрак запросился наружу, и Соверен, не двигаясь, несколько мгновений пережидал его толчки из желудка.

Внизу что-то хлюпнуло.

— Сэр, — раздался оттуда голос Адама, — вы застряли?

— Нет, — выдавил Соверен.

Придерживая одежду под мышкой, он спустился на три или четыре скобы ниже.

Снизу вспыхнул зеленоватый свет. На влажных досках желоба заплясали блики. Соверен спустился еще на две скобы, и нога повисла в пустоте.

— Прыгайте, сэр, — сказал ему Адам, — здесь низко.

— Сейчас.

Соверен взял пакет в зубы и повис на руках. Адам поймал его за штанину.

— Отпускайтесь же!

Соверен разжал пальцы и рухнул в подсвеченную, расходящуюся ленивыми волнами жижу. Брызги мазнули по подбородку, часть попала на пакет.

— Дьявол!

Соверен стер дерьмо с лица.

— Сюда, сэр.

Адам, подсвечивая себе эфирной лампой, медленно зашагал во тьму. Из тьмы выступали кирпичные своды канализации. Соверен поднял голенища чуть ли не до ягодиц и торопливо побрел следом. Всюду капало, раздавались влажные шлепки жижи о стены, по бордюрам на двухфутовой высоте пробегали крысы. Где-то шумел поток, где-то скрежетал металл, периодически вниз обрушивалась сливаемая из домов вода.

Пологом висели испарения. Соверен дышал то носом, то ртом, и все время ему казалось, что выходит хуже, чем раньше.

Адам впереди вдруг пропал, и сделалось совсем темно.

Соверен застыл. Глупо было бы умереть здесь, подумалось ему. Не очень приятная смерть. Тем более, когда дома Анна.

Анна…

Она, должно быть, уже оттаяла. Он купит грима, белил и румян, если надо, они приобретут парик, он сделает запас эфирных колб на десять лет вперед, или даже на двадцать, и проведет паровое отопление, чтобы у них всегда было тепло.

— Сэр.

Адам появился из зеленеющей темноты и тронул Соверена за рукав.

— Да, — открыл глаза Соверен. — Вы куда пропали?

— Здесь ответвление, — сказал Адам, — в нем часто бывают мусорщики. Не хотелось наткнуться. И там есть ямы. Поэтому держитесь строго за мной.

— Хорошо.

Свернув, они медленно побрели под изгибающимся сводом вправо. Ноги нащупывали неровности, фигура Адама, облепленная эфирным светом, покачиваясь, то забирала к стене, то смещалась к центру канала, жижа жирными волнами лизала голенища, неаппетитные предметы плавали на поверхности.

— Адам, постойте, — прохрипел Соверен и оставил-таки завтрак у какой-то забранной решеткой ниши.

— Сэр, — сказал Адам, когда попутчик, отплевываясь, смог идти дальше, — неужели вы не можете попасть в Догсайд другим путем?

— Могу, — сказал Соверен. — Только, боюсь, Папаша Тик, узнав об этом, предпримет все усилия, чтобы я не скоро его покинул.

Адам проверил концом палки глубину.

— А обратно? Ведь о вашем визите на Клаузен-стрит тоже станет известно.

Он осторожно пошел вперед, и Соверен двинулся следом.

— Это смотря сколько я там пробуду. В сущности, — усмехнулся он, — мне не привыкать бегать из Догсайда в Неттмор.

Минут через десять они выбрались на сухое место. Стали слышны разносящиеся по подземелью протяжные вдохи и выдохи.

— Это насосы, — сказал Адам, считая шаги. — Здесь через две стены насосная станция. Мы в другом рукаве.

Они прошли мимо ряда узких туннелей и углубились в шестой по счету. Адам погасил лампу, сверху, через решетки, сиял дневной свет.

— Мы почти на месте. Выход людный, в пересохший канал, но там вряд ли кто обратит на вас внимание.

— Я знаю. — Соверен стер рукавом кляксу грязи на пакете с одеждой. — Скажи, Адам, а ты видел людей, оживленных с помощью эфира?

— Нет, сэр, но говорят, у лорда-канцлера появились такие слуги.

— Я оживил свою невесту, — сказал Соверен.

— И что, сэр? — уставился на него блестящими глазами Адам. — Она такая же, как прежде?

— Хочу в это верить.

— То есть, вы не видели ее еще?

— Видел, — грустно сказал Соверен. — Но я боюсь… Мне кажется, я все время буду искать отличия нынешней Анны от той, что была до смерти.

— А я бы оживил своего отца, — сказал Адам.

— Говорят, это все от дьявола.

— Все равно оживил бы.

Они принялись подниматься по каменным ступенькам, приток свежего воздуха подействовал на Соверена одуряюще. Узкий ход вывел их в широкий желоб, заполненный песком. У стенок сидели старьевщики и чумазые мальчишки, работающие у них носильщиками.

— Здравствуйте, сэры, — сказал один, приподняв драный цилиндр. — Как путешествие? Видели ли Большую Волну?

— Нет, сэр, — сказал Адам.

— Ну, ясно, — уныло покивал старьевщик, — кто видел Большую Волну, тот, наверное, уже кормит рыб в Терезе.

Приближаясь к каналу, желоб все больше зарывался в землю, пока не стал высотой всего в четыре фута. До отогнутых прутьев Соверен и Адам добрались на корточках.

— Вас ждать, сэр? — спросил Адам.

— Нет, — качнул головой Соверен.

Канал был застроен развалюхами, в которых селились люди совсем безденежные и больные. С бойкого языка какого-то острослова канал прозвали Могильным.

Соверен выбрал хибару поближе к подъему на улицу и постучал в тонкую картонную дверь. Хозяйкой жилища оказалась старуха, которая едва вставала с досок, служащих ей кроватью. За разрешение переодеться он оставил ей и куртку, и штаны, и шляпу, и даже прибавил к этому богатству несколько пенсов. На замечание, что оставленное провоняло канализацией, старуха то ли закашлялась, то ли рассмеялась.

На Клаузен-стрит, обрезав голенища сапог, Соверен появился уже в своей обычной одежде, что, конечно, тут же вызвало нездоровое любопытство среди оборванцев и нищих всех мастей. Впрочем, он быстро проскочил несколько опасных дворов, а самому шустрому любителю поживы, что увязался за ним, погрозил «адамсом».