Шарлин Харрис - Клуб знаменитых убийц

— Она же нас совсем не знает, мама, — примирительно заметила я. — И хочет выяснить, имелись ли какие-нибудь причины… для такого странного подарка.

Но, признаюсь, манера общения детектива Лигетт показалась мне, мягко говоря, бесцеремонной. Я изо всех сил пыталась сдерживать раздражение, но вопросы типа «Мисс Тигарден, как давно вы знакомы с мистером Крузо?» или «Приходилось ли вам в недавнем прошлом разрывать отношения с близкими знакомыми или наносить кому-нибудь обиду?» оставили в моей душе тягостный осадок. Прежде я не понимала, почему законопослушные граждане недолюбливают полицию. Ведь, в конце концов, люди делают свою работу, тяжелую, а временами опасную. Они слишком заняты, чтобы разводить любезности, и, уж конечно, не могут утирать слезы потерпевшему. И так далее, и тому подобное.

Теперь я готова была согласиться с теми, кто утверждает: от копов лучше держаться подальше. Разумеется, никто не требует от них деликатности и душевной тонкости, но всему должны быть свои пределы. Вчера Джек Бернс глядел на меня презрительно, словно на обрезок протухшей колбасы. Сегодня эта дылда Лигетт всем своим видом показывала, что считает меня донельзя легкомысленной и распущенной особой. Веди я себя достойно, никому и в голову не пришло бы присылать мне отравленные конфеты. Мисс Лигетт, хотелось закричать мне, мои отвергнутые поклонники тут совершенно не причем! Тем более что таковых попросту не существует! Эти проклятые конфеты прислал нам с мамой какой-то маньяк! Но я знала, что Линн Лигетт обязана задать мне все эти бестактные вопросы, а я обязана дать на них исчерпывающие ответы. С этим надо смириться.

Может, будь Линн Лигетт мужчиной, ситуация казалась бы мне не такой неприятной.

Нет-нет, я ни в коей мере не отношусь к числу тех, кто считает, что женщинам в полиции не место. Уверена, из женщин могут получиться отличные детективы. Более того, я сама знаю нескольких дам, которые щелкали бы преступления, как орешки. Видели бы вы, как некоторые наши библиотекарши изобличают нерадивых читателей, которые не гнушаются заныкать книгу! Любой матерый коп рыдал бы от зависти.

Может, после пережитого у меня разыгралось воображение, но взгляды, которые бросала на меня Линн Лигетт, казались мне откровенно… оценивающими. Да, именно так. Она оценивала мои женские достоинства, как внешние, так и внутренние. И пришла к выводу, что имеет право смотреть на меня сверху вниз не только в буквальном, но и в переносном смысле. Я догадывалась, что немалую роль тут играют собственные комплексы Линн Лигетт. Пожалуй, она вообразила себе, что я чувствую перед ней превосходство. Считаю себя изящной миниатюрной статуэткой, желанной для всех самцов, а ее — нескладной пожарной каланчой. И она из кожи вон лезла, чтобы дать мне понять: она из тех, кто не нуждается в мужском внимании. Потому что, в отличие от меня, состоялась как личность.

Расстановка сил получалась примерно такая: профессионал, обладающий железной хваткой, против безмозглой пустышки, жеманной кокетки, смазливой куколки, пушистой киски. И так далее, и тому подобное. Мысленно перечисляя все эти уничижительные определения, я даже пожалела, что не имею на них ни малейшего права.

Я догадывалась, какой сценарий развития событий кажется Линн наиболее желанным. Она была бы чертовски довольна, если бы я разразилась слезами, вытащила из кармана кружевной платочек и пролепетала что-нибудь вроде: «Артур! Мне так страшно, так страшно! Ты ведь защитишь свою маленькую девочку, правда?» Но я не собиралась играть эту идиотскую роль ей в угоду. Тем более кружевных платочков у меня я жизни не водилось.

То, что Артур Смит является объектом смутных вожделений со стороны своей коллеги, было ясно и слепому. Не будь его рядом, детектив Лигетт держалась бы намного дружелюбнее. А так она все время испытывала смутное беспокойство. Ревность, если называть вещи своими именами. Бедняга Линн воображала, что предмет ее тайной страсти неравнодушен к какой-то коротышке библиотекарше. И всеми силами пыталась дать ему понять: эта никчемная кукла не заслуживает интереса.

Женская интуиция подсказала мне, где корень проблемы, как только оба детектива вошли в комнату. Для того чтобы в мыслях четко сформулировать свое открытие, потребовалось намного больше времени. Не буду скрывать, я испытывала досаду. Было бы куда приятнее, если бы детектив Лигетт прониклась ко мне симпатией. Мы могли бы стать закадычными подругами. Линн рассказывала бы мне любопытные случаи из своей практики. А я проводила бы содержательные параллели с громкими убийствами, которые изучила досконально.

Но, увы, все сложилось иначе. Оставалось лишь надеяться, что детектив Лигетт, начисто лишенная женской чуткости, обладает чуткостью профессиональной. Я терпеливо отвечала на бессмысленные вопросы, хотя точно знала — как и мама, и, надеюсь, Артур, — что это пустая трата времени.

Пока шли расспросы, Робин оставался в гостиной, хотя, после того как он поведал детективам нехитрую историю наших отношений, в его присутствии не было ни малейшей необходимости. Вкратце весь его рассказ сводился к следующему:

— Я стакнулся с Ро Тигарден в супермаркете и напросился к ней в гости. После переезда у меня дома царит полнейший кавардак, и мне захотелось немного побыть в уютной обстановке. Получив по почте коробку конфет, Ро была очень удивлена. Да, я тоже заметил отверстие в нижней стороне конфеты, которую выбрала миссис Тигарден. Нет, до вчерашнего дня я не был знаком ни с Ро, ни с миссис Тигарден. С миссис Тигарден я познакомился, когда явился в ее агентство по недвижимости. Именно она показала мне таунхаус, который я решил арендовать. Да, вот этот самый соседний дом. С Ро я встретился в тот же день, вечером, на заседании клуба «Знаменитые убийства».

— И сколько же времени вы провели в гостях у мисс Тигарден? — тихо спросил Артур.

Он разговаривал с Робином, устроившись за кухонным столом. Мы с мамой жались друг к другу на диване, а детектив Лигетт расселась в моем любимом кресле, скрестив невероятно длинные ноги.

— Думаю, час или, может быть, полтора, — с легкой запинкой ответил Робин.

Невозмутимый голос Артура не выражал ровным счетом никаких чувств. Детектив Лигетт явно уступала коллеге в умении владеть собой. Однако я догадывалась, что все, собравшиеся в комнате, за исключением, может быть, мамы, ведут скрытую игру. Разумеется, мама тоже почувствовала, что происходящее имеет… скажем так, сексуальный подтекст. На подобные вещи у нее был непревзойденный нюх. Сверкнув белоснежными зубами, она наградила меня одобрительной улыбкой, которую детектив Лигетт, похоже, сочла личным оскорблением.