Джеймс Херберт - Логово

Гордон захлебывался собственной кровью, но как он ни старался оторвать от себя зверя, тот все сильнее вгрызался в него. Он сомкнул челюсти на его подбородке, и развести их у Гордона не хватало мочи. Он знал, что зверь в силах убить его, но то, что он увидел, заставило его действовать почти автоматически, словно он опять видел жизнь через стекло окна. Но на сей раз он был внутри, в гуще жизни, а враги, черные звери, разбивали стекло, чтобы добраться до этой жизни. Он знал, что должен остановить их.

Он едва не терял сознание от боли, но это не имело значения, когда он старался докатиться до дыры, таща за собой зверя. У него трещали кости, кровь заливала горло, мешала дышать, но мысли у него были ясные, словно все это происходило не с ним. ОСТАНОВИ ИХ, ЗАКРОЙ ДЫРУ СВОИМ ТЕЛОМ.

Все-таки он добрался до цели, закрыл спиной дыру, стал у них на дороге. Он знал, что они терзают его спину, вгрызаются в нее зубами, рвут в клочья. Онзнал, что зверь, вцепившийся в него, сам поймал себя в ловушку, хотя пил и пил кровь, иссушая его тело. Он не знал только, что другие звери окружили палатку, и царапающие звуки мешались с криками мальчишек, а на палатке то тут, то там появлялись новые дыры.

Наступил рассвет, и солнце, прорываясь сквозь туман, золотило верхушки деревьев. Ничего необычного не было в том, что преподобный Джонатан Мэттьюз шел от своего дома в церковь в столь ранний час, ибо в последние годы сон не играл сколько-нибудь значительной роли в его жизни. Первые лучи солнца, прихотливо разрисовав стену в его спальне, словно приветствовали его, и приближающийся день приносил с собой отдых от ночного одиночества. За восемь лет, прошедшие после безвременной кончины жены, викарий не нашел никого, с кем бы он мог быть откровенным, кто бы утешил его в его печалях. Частенько он подумывал поговорить о своих сомнениях с епископом, обсудить с ним духовно ослабляющий его страх смерти, но в конце концов решил бороться в одиночку. Господь поможет ему преодолеть недостаток веры. Он затянул шарф потуже. Его слабое тело стало слишком чувствительным к утренней сырости. Снова и снова он задавался вопросом, почему смута в мыслях настигла его в старости, в то время как в молодости вера его была крепка? И ему казалось, что каким-то образом это связано с лесом. В его воображении постоянная угроза, исходящая от леса, говорила о столь же постоянном присутствии тут смерти, которая, невидимая, следила и ждала удобного момента обнаружить себя. Когда-то для него лес был местом любви, а теперь он стал символом его тревожного состояния.

Викарий вошел в ворота и остановился посмотреть на древнюю колокольню. Высокой она не была, едва достигала вершин старых деревьев, но воспаряла ввысь вопреки земному притяжению, словно могла прорваться в небо и через воронку, в виде которой она сконструирована, накормить души верующих. Он ощутил на себе влияние ее духовной дерзости и воспрял сердцем. Сомнения — это часть служения, и если бы не было сомнений, то никто бы не искал ответы на свои вопросы, не преодолевал бы препятствия, а это те тесты, по которым судят людей. Пришло время испытаний, и, когда они закончатся,он укрепится в вере, окончательно приемлет Бога.

Маленькая церковь всегда внушала ему оптимизм, и именно поэтому он приходил сюда ранними утрами. Ему необходимо было избавиться от дурных ночных мыслей, если он хотел прожить еще один день, а час, проведенный у алтаря, помогал ему воздвигнуть ограждение вокруг себя. Он шел по узкой, посыпанной гравием тропинке между надгробиями, избегая смотреть на затененные участки, и только когда он дотронулся до металлической дверной ручки, услышал, будто кто-то скребется неподалеку.

Медленно он повернул голову в том направлении, откуда доносились звуки, и холодок любопытства пробежал по его спине. Похоже было, что скребли землю, что кто-то рыл ее. Это мог быть только зверь, потому что эти звуки не имели ничего общего с уже давно ставшим привычным шумом лопаты, роющей землю, и глухим стуком падающих комьев земли в могилу. Перекопанная грязь служила вечной преградой. Он едва не подпрыгнул, услыхав треск сучьев.

Его охватил страх. Он сошел с крыльца и пошел по дорожке, стараясь ступать громче, чтобы предупредить того, кто прятался за церковью, о своем приближении, чтобы у него было время сбежать, пока он не нашел его.

— Кто здесь? — крикнул он, и на несколько мгновений воцарилась тишина. Потом шум возобновился.

Викарий дошел до угла. Здесь уровень земли резко понижался, и каменные ступени вели на заросшее травой кладбище. Отсюда он увидел разрытую могилу.

Всего день назад похоронили миссис Уилкинсон, а теперь в могильном холме зияла круглая дыра, вокруг которой как попало была разбросана земля. Скрип дерева заставил его предположить худшее.

В ярости он сбежал по ступенькам. Какой зверь посмел залезть в могилу в поисках пищи? Когда он очутился у края дыры и заглянул внутрь, то закричал от ужаса.

Перед ним была широкая глубокая нора с крутым спуском, на дне которой он увидел множество извивающихся, покрытых черной шерстью зверей. Сначала он их не узнал, потому что в норе было темно, солнце еще не вышло из-за деревьев, но постепенно он стал различать отдельных зверей. Но и тут он еще не вполне удостоверился. Один зверь отделился от остальных. Его пасть была забита сухим мясом, и он стал карабкаться по спинам других подальше от середины ямы. Но в то мгновение, пока дыру еще не закрыли, викарию удалось заглянуть в гроб. Увидя белые кости, торчащие во все стороны, вылезающие из разодранной плоти, он упал на колени, и его вырвало желчью на копошащуюся массу внизу. Ему хотелось бежать от этого ужаса, но все его тело содрогалось в жестоких конвульсиях, и он не мог подняться и цеплялся за взрыхленную землю. Теперь он их узнал — это были гарпии его совести, которые явились мучить его, чтобы он знал: смерть не может быть священной, а тело может подвергнуться осквернению и после смерти.

Преподобный Мэттьюз не обратил внимания на других крыс, которые прятались в густой траве, за деревьями, за могилами и, не издавая ни звука, черными злыми глазами следили, как он вошел на церковный двор, как направился дальше по тропинке, и они окружали его ползком, не высовываясь из травы. Он не знал, что они все ближе и дрожь нетерпения сотрясает их тела. Прошли долгие секунды, пока он сообразил, что происходит, после того как первый зверь укусил его за лодыжку и принялся неторопливо и деловито терзать его плоть.

К тому времени, как он закричал и замахал руками, чтобы оттолкнуть крысу, было слишком поздно, ибо другие крысы уже бросились на него, рвали когтями и зубами его тело, потом повалили и сбросили в яму к своим собратьям, обрадовавшимся свежему теплому мясу и потокам живой крови.