Елена Логунова - Моя вечная жизнь

Взять, к примеру, общеизвестное непечатное слово на вторую букву русского алфавита. По статистике, именно оно непроизвольно срывается с губ семи из десяти взрослых россиян, неожиданно застигнутых неприятной неожиданностью. Причем диапазон неприятностей практически неограничен, а словечко пострадальцы произносят одно и то же! А ведь семьдесят процентов голосов избирателей – это результат, о котором могут только мечтать кандидаты на демократических выборах!

Надо сказать, что и те трое из десяти среднестатистических россиян, которые в пиковой ситуации произносят не это слово, тоже вскрикивают отнюдь не «О Боже!». В нашем родном языке есть из чего выбирать.

Но моя рыжая соседка при спонтанном выборе возгласа примкнула к большинству, и меня это особо порадовало: всегда приятно иметь дело с нормальным человеком!

Я сама такая. Хотя не очень-то верила в данную статистику, пока как-то случайно не уронила на твердокаменный мраморный пол новый дорогой мобильник. Дело было в очень приличном учреждении, но даже это не помешало мне, к стыду своему, громко и с большим чувством обронить на осколки все то же самое слово на вторую букву русского алфавита…

Рыжая девица вышла из ванной, баюкая ушибленный локоть. На мою радостную улыбку она ответила хмурым взглядом исподлобья и мрачным, как смертельное проклятье, пожеланием доброго утра по-немецки:

– Гутен морген.

– Гутен морген, гутен таг! Бьем по морде, бьем и так! – проскандировала я знакомый с детства антифашистский слоган и перешла на чистый русский:

– Что с рукой-то? Помощь нужна?

– Батюшки святы, неужели мне повезло? Ты наша?! – девчонка вмиг просветлела. – Ой, как я рада!

– Меня зовут Анна, – представилась я.

– А я Галя!

Рыжая нахально оглядела меня с макушки до пяток, для чего ей пришлось задрать голову, так как ростом девица не вышла. Зато у пигалицы роскошный бюст – не иначе четвертого размера.

– Отличные ноги! – закончив осмотр, похвалила она. – Из нас двоих получилась бы шикарная кукла Синди!

Я усмехнулась и процитировала Гоголя:

– «Если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмичу, да взять сколько-нибудь развязности, какая у Балтазара Балтазарыча, да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности Ивана Павловича – я бы тогда тотчас же решилась!»

– Чего-чего? – Галя явно не дружила с русской классической литературой. Она озабоченно оглянулась и перешла к проблеме более насущной:

– Ань, я там в ванной карниз со шторкой на пол обрушила. Поможешь присобачить его на место, пока баба Зоя не пришла? Старая грымза уже, небось, ползет по лестнице выяснять, что тут за возня и неуставные звуки!

Старой грымзой бабой Зоей рыжая грубиянка окрестила нашу квартирную хозяйку, пожилую фрау Марту Зоер, у которой, оказывается, еще и матушка имелась, совсем старенькая бабуля в возрасте за девяносто лет. Вторую бабушку моя соседка вовсе непочтительно, но зато весьма остроумно именовала «Зоя из мезозоя» или просто – фрау Мезозоер. Допотопная фрау Галине была чрезвычайно несимпатична.

– Шпионка дряхлая моя! Не иначе еще старой нацистской выучки, – сердито объясняла мне рыжая, пока мы с ней торопливо водружали на место слетевший с креплений карниз с пластиковой шторой. – Сидит, как в засаде, в каморке на первом этаже, и при каждом шорохе высовывается посмотреть, что да как. И, если что, сразу дочурке на второй этаж сигналит – палкой в потолок стучит. Это у наших бдительных фрау такая система оповещения. Стоит из комнаты выйти – баба Зоер уже тут как тут: «Гутен таг, гутен таг!» Чего, мол, изволите?

– Культурно это называется «ненавязчивый сервис», – улыбаясь, объяснила я.

Соседка мне понравилась. В ней чувствовался темперамент, а я люблю людей с горячей кровью. С ними не надо понижать голос, дозировать шутки, придерживать ругательства и гасить до норм пожаробезопасности пылкие чувства.

– В гробу я видала такой сервис! – возразила Галина. – Представь, я тут как-то хотела парня к себе привести, так мы с ним за полквартала подкрадывались к дому, как партизанские взрывники к обреченному железнодорожному мосту, и все равно фрау Мезозоер нас засекла! И заградотряд выслала: только мы с парнем в дом вошли – а баба Зоя уже висит на перилах третьего этажа, как пыльный коврик, и пальчиком качает: «Найн, найн!»

– Так и не сбылось? – посочувствовала я.

– Почему не сбылось? Просто не здесь, – рыжая плутовато улыбнулась. – К счастью, в этой чудной местности полно подходящих местечек!

– Это здорово.

Вопреки сказанному, я помрачнела.

Если в Бад-Вильдбаде очень легко организовать интимное свидание за пределами специально отведенных для этой цели мест – отелей, мотелей, гостевых домов и прочего временного жилья, это облегчает задачу тому, кого я должна остановить, и осложняет ее мне.

– Да уж, задачка получается с тремя неизвестными, – подсчитал мой внутренний голос. – Неизвестно, кто. Неизвестно, с кем. Неизвестно, где! Как будешь решать?

Я уже думала об этом.

– Интуитивно, – буркнула я.

– Что ты говоришь?

Чтобы посмотреть на меня, Галина отвернулась от потемневшего старинного зеркала, перед которым вдохновенно и экспрессивно рисовала себе лицо кинозвезды.

– Так, мысли вслух, – отговорилась я. – Ты еще долго? Очень хочу есть.

– Сейчас ты насладишься завтраком в компании полуживого ископаемого, – пообещала соседка и хорошенько нарумянилась – не иначе для того, чтобы за завтраком выглядеть живее всех живых.

Насчет чуткости слуха нашей квартирной хозяйки Галина не преувеличила. Фрау Марта встретила нас на лестничной площадке, сердечно приветствовала двойным гутенморгеном и, убедившись, что мы заняли места за столом, ненадолго удалилась, чтобы вернуться с подносом:

– Битте, битте!

Завтрак традиционный европейский: вареное яичко, йогурт, колбаска, сыр, масло, булочки, джем и вволю кофе. На стадии торжественного выноса большого медного кофейника к нам присоединилась фрау Зоер-старшая, она же Мезозоер. Я по-настоящему оценила меткость прозвища, лишь когда увидела эту достославную особу воочию.

Фрау Мезозоер была поразительно похожа на реликтовую черепаху из научно-популярного фильма «Древнейшие обитатели Земли». Движения у нее были дерганные и одновременно заторможенные, как в замедленном кино, речь вообще отсутствовала, но глубоко утопленные в морщинистые впадины маленькие серые глазки блестели остро, как графит на свежем изломе. Это выглядело несколько зловеще, но по-настоящему я испугалась, когда увидела бабулю Мезозоер радостно улыбающейся. С широкой беззубой улыбкой на изрезанном морщинами лице старушка выглядела просто жутко! Ее запросто можно было представить вальсирующей по лысой горе Броккен в обнимку с чертом.