Дороти Мэкардл - Тайна «Утеса»

— Нет, Родерик, Джудит должна вернуться в мастерскую и снова посмотреться в то зеркало, она должна убедиться, что все это ее воображение или, может быть, игра света.

— Нет, свет тут ни при чем, — ответил я.

— И зеркало хорошее, — добавила Памела. — Макс, — продолжала она, — Джудит плохо себя чувствует, не заставляйте ее сегодня насиловать себя. Пожалуйста, останьтесь в моей комнате. А я переночую у Родди.

— Я не больна, дело не в этом. — Джудит стояла в дверях, по ее лицу текли слезы. Губы у нее побелели, она прижалась головой к косяку и зарыдала: — Бедный Макс, тебе этого не забыть! Никогда! Бедный Макс!

Казалось, и она, и Макс совсем пали духом. Действительно, никто из нас не смог бы этого забыть. В отчаянии я сказал первое, что пришло мне в голову, и сказал так убежденно, что сам удивился:

— Дело не в вас, Джудит. В этой комнате что-то неладно. Пока мы с Памелой ее ремонтировали, у нас все время было ужасное настроение. Последние владельцы вообще держали ее запертой. Мы оба слышали здесь какие-то странные звуки. Нам не следовало устраивать вас там на ночь.

Макс взглянул на меня в надежде, что я говорю правду. Слезы у Джудит уже высохли, она умоляюще повернулась к Максу.

— Вот видишь, Макс, оказывается, я не виновата. Со мной никогда ничего подобного не было, и не могла же я так выглядеть, правда, Макс?

— Эти вздохи, — сказала Памела и голос ее задрожал, — они, наверно, доносились из мастерской. Ты никогда не говорил мне, Родди, что тоже их слышал. Ох, Родди, значит, в «Утесе» и впрямь есть привидения! Дом наполнен чьим-то горем, и оно не желает умирать. Что же нам делать?

Теперь контроль над собой потеряла Памела. Это уже никуда не годилось.

— Запереть эту комнату и забыть, — сказал я. — Лиззи была права. Мы сваляли дурака, поместив их здесь. Джудит пережила такое потрясение! И вместо того чтобы крикнуть нас, она еще пыталась справиться сама. Запомните, — обратился я к Джудит, — когда навстречу вам попадется привидение, надо визжать, да погромче. С вами — самостоятельными женщинами — чертовски трудно иметь дело.

Продолжая всхлипывать, Джудит улыбнулась:

— Вы прелесть, Родди. Макс, правда, он прелесть?

Памела сбегала вниз за бренди. Джудит отпила маленький глоток. Мы втащили в кабинет диван и пожелали друг другу спокойной ночи. Говорить больше было не о чем. Памела оставила Лиззи записку с просьбой не подниматься к нам, пока мы не позвоним, и не накрывать до этого к завтраку, потому что мы легли очень поздно. Устроив Памелу у себя в комнате и закрыв все двери, я вошел в мастерскую. Я решил провести в ней ночь и проверить все на себе.

Проверка ничего не дала. И со светом над туалетным столиком все было в порядке. В зеркале я увидел приятно смягченное отражение, мое лицо с длинной верхней губой и лохматыми бровями казалось более благообразным, чем обычно. Я лег в постель, потушил свет и тут же забыл о неприятном эпизоде, но заснуть все равно не мог.

Меня беспокоила фраза, которую произнес сегодня Макс, — что я не должен удивляться, если в моей работе наступит перелом. Может быть, она станет более творческой. Но что, черт возьми, хотел сказать этим Макс? Что плохого в моей работе сейчас? Жалкая Журналистика, ничего постоянного, дешевая писанина, не требующая больших усилий, идущая старыми проторенными путями! Несомненно, Макс видит мои занятия именно в таком свете! Но неужели он считает, что я сам этого не вижу? С чего бы я тогда взялся за книжку? Ну а что такое моя книга — простая компиляция, перечень статей из старых газет, о которых лучше бы вообще забыть. Творческого в ней не больше, чем в тетрадках с вырезками, которыми увлекается Памела. Но даже на эту жалкую книжку у меня не хватает пороху! Я никогда ее не закончу. Это ясно как Божий день. Она не будет написана, ведь мне нечего сказать. То, что я по ошибке принимал за талант, всего лишь случайные приступы вдохновения — каждый второй самоуверенный юнец, испытав их, начинает воображать, будто он призван быть писателем. Из-за этой блажи я не потрудился получить настоящую профессию и оказался за столом заместителя редактора лондонского еженедельника, а потом бросил и этот пост, и все ради чего? Я воображал, будто мне есть чем поделиться с миром, и вот, пожалуйста: если нет пьесы, на которую нужно дать отзыв, книги, которую нужно отрецензировать, дискуссии, куда можно включиться, я — нуль, за душой У меня нет ничего! Я тщетно искал у себя в мозгу хоть какую-то интересную мыслишку и натыкался на пустоту. Я исчерпал энергию, которой обладал в молодости! Со мной кончено! Кончено в тридцать лет! И Макс это понял.

Я слышал, как часы в холле пробили три, потом Четыре, потом пять. В девять я проснулся, купаться было уже поздно.

Памела спустилась к завтраку около десяти, совершенно свежая, следом за ней появились Макс и Джудит. Войдя в гостиную, они заявили, что спали прекрасно, хоть и казались более тихими, чем обычно.

— А Родди, — сказала Памела, — выглядит так, будто он встретился с привидением.

— Где вы спали? — быстро спросил Макс.

Тут я осознал, что со мной произошло.

— В мастерской, — ответил я, — и пережил нечто похожее на то, что пережила Джудит.

Ни Макс, ни Джудит не стали скрывать своего облегчения. Их устраивало все, что позволяло исключить мысль, будто Джудит вела себя, как истеричная эгоистка. Когда я в ярких красках расписывал им, каким предстал перед самим собой в предрассветные часы, я услышал мягкий смех Джудит, а радостный хохот Макса и меня настроил на комический лад, и под взрывы смеха душная паутина, опутавшая меня ночью, окончательно развеялась.

— Но если в вашем дивном доме бродят привидения, в этом нет ничего смешного, — заметила Джудит.

— Да, смешного мало, — поддержала ее Памела.

— Слушайте, — остановил я их, — подобные беседы можно вести до бесконечности. Проблема галлюцинаций неисчерпаема. Но что тогда будет с нашим новосельем? Предлагаю прекратить дискуссию о привидениях, хотя бы до тех пор, пока мы хорошенько не выспимся.

Все согласились.

— А я предлагаю, — добавила Памела, — поскорей спрятать концы в воду: переставить наверху мебель, чтобы Лиззи ничего не учуяла.

Времени у нас оставалось в обрез. Памела подкараулила Лиззи в холле и завлекла ее в кухню, а мы, чувствуя себя нашкодившими детьми, произвели перестановку наверху. И только расставили мебель по местам, как Памела прибежала к нам, чтобы все проверить. Она назвала нас первоклассными конспираторами и поманила меня вниз, шепнув:

— Посмотри, что я обнаружила в детской.

Это оказался пакет, а на нем витиеватым почерком Питера было написано: «Памеле и Родерику к новоселью». Коробка фейерверка! Великолепно! У меня маниакальная страсть к фейерверку. Интересно, откуда Питер об этом узнал? Вот будет здорово устроить в полночь фейерверк на краю скалы!