Вечер баек на Хэллоуин (ЛП) - Уэст Сэм

Похоже, они были собраны здесь не случайно, забытые или отслужившие свое.

- Они потеряли свои могилы плиты - такое случается, - сказал старик, словно читая его мысли. - Иногда старые карты теряются, записи о зарегистрированных захоронениях уничтожаются, а эти маленькие камни так и манят детей их передвинуть. Думаю, администраторы не возражают - это позволяет им повторно использовать дорогие участки земли.

- Кто вы, черт возьми, такой? - нервы Блейка, казалось, стали жидкими, стекая по рукам и ногам.

Затем он понял, что они начали разбрызгиваться. Он придвинулся ближе к старику под деревьями, хотя по-прежнему не мог ясно разглядеть его лица. Дождь шумел в листьях над головой.

- Я просто старик, который часто бывает на похоронах. Уверен, вы уже слышали о таких, как я: старики и все эти похороны. Это дает тебе занятие, способ скоротать время. И, конечно, это никогда не прекращается. Круговорот жизни, так сказать.

Вдруг ребенок закричал, крики вырывались с прерывистым дыханием. Блейк в панике огляделся. Он должен был что-то сделать. Кто-то должен был что-то сделать. Бедное дитя, требует внимания и заботы!

Дождь лил с нарастающей силой. То тут, то там он пробивался сквозь листву и ударял по камням, окрашивая их в темный цвет. Блейк обернулся в поисках всех участников похоронной вечеринки, размышляя, может ли он доверить Элли увести своих девочек от непогоды, и тут же устыдился своих сомнений. Однако они, оказалось, все еще стояли на улице, их образы небыли нарушены ливнем.

- Мне пора возвращаться, - сказал он, но не двинулся с места.

В конце концов, идти сейчас было некуда - дождь, старик, стоящий ближе к нему, и Блейк, не знающий, когда старик переместился и почему.

- Тени вечной смерти сидят в свинцовом воздухе, - прошептал старик.

- Что? - Блейк повернулся и увидел движение на лице чужака, но не смог заставить себя посмотреть внимательнее, и проследил за желтеющими глазами, устремленными в небо, над которым нависали грозовые тучи.

- О, небо. Оно сейчас плачет, не так ли? Грустит вместе с нами, о тех, кого нет рядом. Надеюсь, Элли...

Он остановился.

- "Четыре Зоа". Надеюсь, я правильно процитировал поэта?

- Ну, да. Да, это так. - Что-то покатилось по правой щеке старика.

Слеза? Капля дождя? Взгляд в быстро меняющиеся облака: глаза, руки, рот, беззвучно кричащий. Словно он сразу впитал в себя всю ту, боль, что люди принесли с собой собираясь на похороны. И снова это крик позади. Ребенок ответил своим криком.

"В лесах вечной смерти, в дуплах деревьев раздавались крики".

- Я должен вернуться, - сказал Блейк, но опять не двинулся с места.

- Мы все говорим, что должны вернуться, должны вернуться. И все же большинство из нас никогда не уходят - мы уже там. Наступает следующий день, потом следующий, но все это - очередное вчера. Ничего не изменилось. Мы не можем заставить себя двигаться, идти вперед к новому дню. Почему так, Блейк?

- Откуда мне знать, - огрызнулся он, быстро отворачиваясь, потому что был уверен, что видит руку, вцепившуюся в лицо старика, протянувшуюся из-под левой части шеи, поднявшуюся вверх по скуле и через мускулистый лоб, грубые пальцы, лежащие у правого уха.

Словно кто-то невидимый пытается зацепится за голову старика и утащить за собой. Еще немного, он потянет это тело к земле.

Блейк заставил себя бросить взгляд вниз. В приглушенном дождем полуденном свете листья и кора превратились в отброшенную плоть, ищущую тело.

- Не нужно смотреть, если это тебя беспокоит, - раздался мягкий голос позади него. - Их просто... так много.

- Как ужасно поле смерти, видеть все что твориться вокруг. Странно, что он тоже, казалось, видел это повсюду, и все же видение приносило ему столько удовольствия. Уильям Блейк превозносил видение, не так ли?

- Да, конечно. Но когда я смотрю вокруг себя...

- Не вокруг тебя. Внутри... что ты видишь внутри?

- Еда становится болезненной, как будто какие-то изменения превратили все в яд, что кислотам из моего кишечника приходится сжигать. И когда я встаю каждое утро, эти новые, постоянные поправки на гравитацию изматывают меня. Уже несколько недель в моем стуле есть кровь, а каждая случайная мысль грозит головной болью.

- Что могу сказать. Совет прост - сходите к врачу.

- Я боюсь.

- От этого нет лекарства. Разговаривать со смертью, отвечать на ее жесткие требования! Этому вы должны были научиться у своего поэта. Это постоянный разговор, который мы все должны вести. Может быть, в воображении и есть слава, но это все равно гниющая, растительная вселенная, где мы видим все эти сны.

Дождь ослаб, и вдалеке сквозь пар, поднимающийся, как дым, от надгробий - а сколько раз мелькание дыма напоминало ему о ком-то, потерявшем память? - Блейк увидел, что похороны закончились, "грустная вечеринка" завершилась, его прекрасные девочки с матерью уходят, молчаливо опустив головы, и он должен был быть там, вместе с ними. Идти рядом, вести всех за собой навстречу прекрасным, но монотонным будням.

Плач ребенка смягчился до далеких, захлебывающихся рыданий, но он все равно слышал их. Ему казалось, что он всегда будет слышать их, независимо от обстоятельств. Возможно, этим самым ребенком - был он сам.

Он бежал из-под деревьев, между камнями, обходя надгробия, через приливы мокрой, растворяющейся от сотен ног земли, позволяя себе увидеть то, что всегда было слишком ужасно: как плоть его собственных новорожденных детей, только что вышедших из крови матери, напоминала ему грязь, их головы, их крошечные мозги - просто комки грязи, и такие временные, такие смертные, каким бы глубоким ни было чудо их внезапного появления на свет. Как экскременты во всех их формах открыли ему дверь в концентрационные лагеря фашистов, куда его вели цепи из зубов, рук и костей ног, цепи из кишок. Кладбища не могли вместить всех погибших. Как холмы и мелководья на каждом поле боя стали напоминать человеческую форму. Как земля наполнялась телами и головами с их бесконечными волосами и безмолвными языками. Как сорняки смерти обвились вокруг моих конечностей в инистых глубинах. Как, подобно темной лампе, "Вечная смерть" преследует все благие ожидания. Как яйца, змеи и лица были погребены под каждым его шагом, начиная с того дня, когда его родители фотографировали его раннее ползание, и заканчивая его последними шагами в его последнюю постель. У него не было ответа на вопрос, что связывает его с этими мертвыми телами и этой процветающей землей, и кого ему осталось поцеловать на прощание.

Он упал на колени у могилы среди сломанных цветов и выброшенных молитв, торопливо нацарапанных на обратной стороне праздничных салфеток. Тихий плач привел его к складкам искусственного дерна, уложенного для маскировки свежевскопанной земли. Ребенок, которого там бросили, плакал, закрыв глаза на фоне неба. Блейк не мог поверить, что кто-то мог сделать такое. Плач младенца не скрывал его совершенства, и Блейк подумал, что он обладает такой же красотой, как и его собственные дети, когда они появились на свет. Он подхватил ребенка, его руки пульсировали от боли.

- Когда тело теряет порядок, мир тоже теряет порядок, - мягко сказал он. - Дети не должны погибать молодыми. У всего есть свой срок.

Но кожа брошенного ребенка была мягкой, как грязь. Ребенок откинул безвольную голову, полупрозрачные веки задрожали, и у мира появились глаза, чтобы увидеть свой собственный ужас.

Пояснения автора:

Работы Блейка (слова и картины) оказали на меня глубокое влияние, когда я впервые прочитал их в средней школе. Для меня в них выкристаллизовалось многое из того, что я чувствовал о важности невидимого мира, который до сих пор не поддавался выражению. Они также напомнили мне о том времени, когда мне было десять или одиннадцать лет и я видел богов в вечерних облаках и лицо дьявола в ржавой двери соседского крыльца (я не проходил мимо этого дома в течение многих лет). В какой-то момент я решил, что хватит, и что я больше не буду видеть подобные вещи.