Клайв Баркер - Галили

— Галили? — тихо обратился я к брату.

Он оглянулся в мою сторону, и я указал ему в сторону берега. Укутав голову темным шелковым шарфом, в лодке сидела та самая женщина, что умела вызвать бури и сама была подобна им.

— Видишь ее? — спросил я.

— Вижу, — еле слышно ответил он и еще тише добавил: — Иди первым.

Я не стал спорить, ибо умиротворенность пейзажа не сулила ничего страшного и я окончательно успокоился. Хотя, с другой стороны, подобная безмятежность ставила крест на моих надеждах расстаться с моим полукровным состоянием, и мне ничего не оставалось, как утешать себя тем, что окружающая обстановка не чревата для меня опасностями.

Идя по следам Тэнси на песке, я направился к лодке. Свет звезд немного померк, но его было вполне достаточно, чтобы видеть, что Цезария, сидевшая на обломках лодки, словно посреди темного цветка, смотрит на меня.

— Дети мои, — обратилась она к нам, — настал ваш час.

Тем временем Тэнси доковылял до своей хозяйки, и Цезария, наклонившись, позволила ему взобраться на руки, где он сразу заурчал от удовольствия.

— Мы искали тебя внизу, — начал объяснять я.

— Туда я больше не вернусь, — сообщила она нам. — Там я выплакала слишком много слез. Теперь с этим покончено навсегда.

Все это время она не сводила с меня глаз, вероятно потому, что не могла осмелиться посмотреть на сына, опасаясь обнаружить те самые слезы, с которыми, как она только что нас заверила, было покончено навсегда. Но я видел, что Цезарию буквально обуревают чувства, казалось, еще немного — и слезы вырвутся наружу.

— От меня требуется что-нибудь еще? — спросил я у Цезарии.

— Нет, Мэддокс, — произнесла она торжественно. — Спасибо. Ты и так сделал больше чем достаточно, дитя мое.

Дитя. Помнится, в былые времена, обращаясь ко мне с этим словом, она вкладывала в него весь свой гнев. Но теперь оно прозвучало так восхитительно, что я снова ощутил себя ребенком, у которого впереди целая жизнь.

— Тебе пора идти, — сказала она.

— Куда?

— Той самой дорогой, которой шел Зелим.

Несмотря на то, что я явственно расслышал ее указания, с места я сдвинуться не мог. После всех предварявших эту встречу треволнений мне хотелось ее продлить на миг, два, три, дабы сполна насладиться ласковым взглядом Цезарии и изливающим бальзам на душу голосом. Наконец, не без усилий заставив ноги повиноваться себе, я направился в сторону леса.

— Счастливого пути, — пожелала она мне вслед.

Господи, с каким трудом мне давался каждый шаг! Несмотря на то что в некотором смысле я был слегка опьянен ощущением свободы, доставшейся мне ценой этой книги, в которой всякая изложенная мною мысль служила залогом будущего освобождения, уходить мне было очень и очень грустно.

Снедаемый любопытством, сделав десятка два шагов, я решился оглянуться. Держась за руки, Галили и Рэйчел приблизились к Цезарии.

— Теперь, чадо мое, твой черед, — слова Цезарии предназначались ее сыну.

— Я заблудился, мама, — начал он. — Заблудился в этом мире. Но теперь я вернулся домой.

— Тебе ничего другого не оставалось, кроме как вернуться домой, — сказала Цезария. — Все остальное ты разрушил.

— Тогда позволь мне построить все заново, — взмолился Галили.

— Тебе не достанет ума, дитя мое.

— Но я буду не один, — не унимался Галили, — а вместе с моей Рэйчел.

— С твоей Рэйчел... — голос Цезарии смягчился, и, поднявшись со своего места, она подала знак возлюбленной своего сына, чтобы та подошла ближе.

Отпустив руку Галили, Рэйчел приблизилась к лодке. Переступив через борт бывшего судна, Цезария шагнула ей навстречу и оглядела с ног до головы. Я был слишком далеко, чтобы рассмотреть выражение лица мачехи, но ясно представил, какое действие оказал на Рэйчел ее пронзительный взгляд, ибо не раз испытывал его на себе. Должно быть, Цезария хотела проникнуть в самую душу Рэйчел, чтобы в последний раз удостовериться в том, что она не ошиблась в этой особе.

— Ты уверена, что желаешь получить именно это? — наконец спросила Цезария.

— Это? — переспросила Рэйчел.

— Этот дом? Эту семью? Моего сына?

Рэйчел посмотрела через плечо на Галили, и воцарилась такая тишина, что мне почудилось, будто я слышу спокойное, уверенное движение звезд над головой.

— Да, — сказала Рэйчел. — Именно этого я и хочу.

— Тогда оно твое, — решительно заявила Цезария, распахнув свои объятия.

— Значит ли это, что я прощен? — спросил Галили.

— Если не сейчас, то когда еще? — рассмеялась она. — Иди же ко мне скорей, пока ты не успел в очередной раз разбить мне сердце.

— О, мама!

Подойдя к ней, он припал лицом к ее плечу, и она крепко прижала его к себе.

Глава VII

1

Отправляясь по стопам Зелима, я уже не рассчитывал, что мне когда-нибудь придется писать эти строки, но случилось вот что. После того как долгожданное примирение свершилось и счастливое семейство осталось позади изливать свои чувства, я вошел в такой густой и мрачный лес, что отчаялся следовать изначально избранному курсу и предоставил случаю вершить мою судьбу. То, что я помнил о путешествии Зелима, не слишком меня утешало, ибо тот, если вы не забыли, стал жертвой изнасиловавших его бандитов, но я все же надеялся, что мне посчастливится больше. Хотя Цезария давно скрылась из виду, я верил, что она наблюдает за каждым моим шагом, направляя его в нужную сторону.

Однако свое пристальное внимание ко мне она никак не обнаруживала. Я давно брел в беспросветной мгле леса, и с каждым шагом казалось, что она сгущается все больше и больше. Я шел, выставив руки вперед, чтобы не наткнуться на дерево, но это не спасало меня от терновых ветвей, нещадно царапавших мои лицо, руки и грудь, и от выступавших из земли корней. Спотыкаясь, я не раз падал лицом вниз, так что у меня перехватывало дыхание. Так вот, значит, какое благословение получил я от Цезарии, говорил про себя я, верно, не зря она пожелала мне счастливого пути. Если я не обманулся в своих предположениях и в самом деле пребывал в ее мире, тогда почему бы ей не устроить так, чтобы путь мне освещала какая-нибудь луна?

Но это было бы слишком просто. А Цезария отнюдь не имела обыкновения без особой надобности проявлять доброту даже к самой себе. Вернее сказать, особенно к самой себе, и само возвращение сына не могло заставить ее поступиться некогда заведенным порядком.

Я проделал длинный путь, и берег моря давно скрылся от моего взора, поэтому не могло идти и речи о том, чтобы повернуть назад. Не имея другого выхода, я продолжал следовать дорогой Зелима, утешая себя только тем, что рано или поздно мои мучения должны кончиться.