Яцек Пекара - Молот ведьм

— Тень, — закончил я за него и кивнул. — Называем это ведьминой меткой, доктор.

Он задрожал и в этот раз начал нервно дёргать свою седую, козлиную бородку.

— Знаю, — прошептал он ещё тише. — Я слышал об этом. Но ведь с научной точки…

— Спасибо, — сказал я и кивнул ему.

Я подошёл к телу, чтобы самому рассмотреть шею Линде. Ранее я не заметил следов, о которых говорил доктор, но в этом не было ничего удивительного. Ведьмина метка проявляется только через несколько часов после смерти. Но я был доволен, что мои неясные подозрения получали такое сильное подтверждение. Это не означало, что я был доволен возбуждением следствия и началом поисков колдуна или ведьмы, которые использовали магию, чтобы убить Линде. Когда я подошёл к трупу, два остальных лекаря уступили мне место. Я взял в руку лампу и, обстоятельно светя себе, осмотрел тело. Я отнюдь не собирался ограничиваться шеей и исследовал тело от ногтей на ногах по самую кожу на голове. Это продолжалось достаточно долго, но кроме этих, напоминающих тени или лёгкие полоски пыли следов, я не нашёл ничего. Конечно, тело Линде было в прискорбном состоянии, но это следовало из нездорового образа жизни и старости, а не от внешних причин. Жёлтая, вся в складках кожа на животе, обвисшая, дряблая грудь, хрупкие, ломкие ногти, испорченные зубы, искривленные артритом стопы, жёлтые, с налившиеся кровью белки глаз… Да-а, Линде лишённый парчи, бархата и шелков, выглядел сейчас будто разбухшая, мёртвая рыба.

— Удар, — заявил безапелляционным тоном один из лекарей. — Как пить дать, удар.

— В самую точку, уважаемый профессор, — подтвердил другой лекарь. — Удар. — Он вознёс глаза к небу, а в этом случае скорее к кирпичному потолку. — Какой блестящий диагноз.

— И так именно запишем в протоколе, — решил я. — Поскольку никакая другая причина, кроме названной вами, учёные мужи, мне в голову не приходит.

Я вежливо с ними попрощался и моргнул третьему лекарю. Я был уверен, что своими подозрениями о ведьминой метке он не станет беспокоить коллег и никого другого, так как это могло повредить его репутации. А я мог лишь скорбеть о том, что некоторые, веря в мощь Сатаны, одновременно не верят, что Зло может обрести физическое проявление. К сожалению, это было распространённое мнение среди людей, занимающихся наукой, которые забыли о том, что кроме того, что телесно, существует и то, что духовно. А, кроме того, что материально, существует и то, что нематериально. Бургграф уже об этом знал.

— Колдун? Здесь? В Биррице? — Шпрингер не хотел верить своим ушам.

— А чем же этот город отличается от других? Его хранят особо сильные реликвии? А может горячая вера жителей? — Я позволил себе иронию.

— У нас есть реликвии, — сказал уязвлённым тоном Шпрингер. — Шип из Тернового Венца и обломок Сломанного Креста.

— Если собрать все части Креста, которые находятся в городах как реликвии, то оказалось бы, что нашего Господа распяли на каком-то деревянном гиганте. А Крест был невысоким, господин Шпрингер. Писание ясно гласит, что Иисус, дабы покарать грешников, сошёл с Креста. Не спрыгнул, а сошёл. Впрочем… — Я махнул рукой. — Неважно. Даже если бы вы вымостили все улицы святыми реликвиями, это бы вам немного помогло.

— Странные слова для магистра Инквизиции, — заметил советник бургграфа.

— Трезвые, холодные и разумные, — возразил я. — Ибо верю, что вы предпочитаете знать правду, и не хотите быть обманутым красивыми сказочками?

Он кашлянул что-то неразборчиво, а потом вытер лоб ладонью.

— Простите, магистр, — сказал он. — Сам уже не знаю, что делать. Я отправил вестника с письмом к господину прево, сообщая ему о несчастном случае, а пока я согласно закону исполняю здесь… — он вдруг прервал. — Разве что вы захотите…

— О, нет! — Я поднял руку. — Не воспользуюсь авторитетом Инквизиции, поскольку, во-первых, мне пришлось бы позднее объясняться перед епископом, а, во-вторых, у меня нет на это желания. Однако могу обещать одно: мы поймаем колдуна или ведьму, кем бы они ни были. И сделаем это вполне деликатно, чтобы дело не вышло на свет божий. По крайней мере, до тех пор, пока не достигнем успеха. Ведьме после первого убийства потребуется не менее трёх дней отдыха. Поэтому я мог сообщить Рите: с учётом того, что следующим будет палач, у неё есть шесть дней жизни. Шпрингер закивал.

— Вот как! — Он хлопнул себя по лбу. — Я искренне надеюсь, что вам удастся сдержать зло, магистр.

— Однако я должен знать, кем был осуждённый? Кто его друзья? Семья? Знакомые?

Шпрингер был готов к разговору, так как имел с собой несколько страниц протоколов допроса насильника и убийцы.

— Угольд Плесень. Так его называли. — Он поднял на меня взгляд, слегка пожимая плечами, будто сам удивлялся этому прозвищу. — Сезонный работник. Нанимался на работу в поле, кузне, складах… Где только можно.

— Бродяга.

— Но работящий. Купец, у которого тот в последнее время работал, не мог им нахвалиться…

— Кто ж такой?

— Эрнст Шульмастер. — Шпрингеру пришлось заглянуть в документы, чтобы вспомнить. — У него лесопилки и склады с древесиной, здесь, в Биаррице и окрестностях. Богат, — причмокнул он.

— Ну что ж, придётся мне его навестить.

— Так думаете? — Шпрингер на это раз отвёл взгляд куда-то в сторону. — Мы совершили ошибку? Этот Плесень был невиновен?

— А как это меня касается? — Я пожал плечами. — Было совершено изнасилование и убийство, подозреваемого схватили, осудили и казнили. Закон восторжествовал. Я здесь, чтобы найти колдуна, господин Шпрингер, а не задумываться, совершил ли городской суд во главе с бургграфом ошибку, потому что хотели, во-первых, побыстрее похвалиться поимкой наводящего страх убийцы, а, во-вторых, увидеть в действии прославленного палача из Альтенбурга.

— Это не так, — прервал меня тихо Шпрингер. — Люди видели его ночью…

— Что вы не поняли в словах «а как это меня касается»? — спросил я язвительно. — Бургграф уже оправдывается перед нашим Отцом Небесным, а вы оправдывайтесь перед собственной совестью. Однако меня в это не вмешивайте. Скажите лучше, где живёт Шульмастер.

Домом купца Шульмастера было трёхэтажное, каменное здание, расположенное на окраинах Биаррица, недалеко от городской стены. Оно было окружёно немалой величины садом и мощным забором, ощетинившимся остриями. За забором сходило с ума несколько собак, и их яростный лай приветствовал меня, когда я ещё только подходил к воротам. Солнце заходило за моей спиной, поэтому стражнику, или скорее вооружённому обитой железом дубинкой слуге пришлось приставить руку ко лбу, чтобы рассмотреть меня.