Энн Райс - Волки на переломе зимы

Он направился в библиотеку, уселся за стол и набрал номер Селесты, недовольно думая при этом, что, пожалуй, она последний человек на свете, с кем ему хотелось бы говорить. Может быть, если бы он не так боялся ссор и разговоров на повышенных тонах, то давным-давно избавился бы от Селесты раз и навсегда.

Услышав голос, записанный на автоответчике, он сказал:

– Это Ройбен. Ты хотела поговорить? – и нажал отбой.

Подняв голову, он увидел перед собой Феликса с большой чашкой кофе. Теперь Феликс выглядел совершенно спокойным.

– Это тебе, – сказал он, поставив чашку на стол. – Позвонил своей прежней возлюбленной?

– Благие небеса, она и до вас добралась? Что случилось?

– Это важно, – сказал Феликс. – Чрезвычайно важно.

– Кто-то умер?

– Наоборот. – Он подмигнул и улыбнулся, не в силах сохранять серьезное выражение лица.

По обыкновению он оделся в строгий шерстяной костюм от хорошего портного, тщательно причесал темные волосы и, судя по всему, был готов ко всему, что может нести с собой предстоящий день.

– Вы об этом спорили с Маргоном, да? – неуверенно спросил Ройбен.

– О нет, совершенно о другом. Не думай об этом. С несравненным Маргоном я разберусь сам. А ты все-таки позвони Селесте.

Телефон зазвонил, и Ройбен сразу же ответил. И, как только Селеста произнесла его имя, он понял, что она плачет.

– Что случилось? – спросил он, стараясь вложить в голос как можно больше сочувствия. – Селеста, в чем дело?

– Знаешь, Солнечный мальчик, ты мог бы ответить и пораньше. Я звоню тебе уже несколько дней.

Ему это говорили уже многие, и уже много раз он вынужден был виновато просить прощения, чего сейчас ему вовсе не хотелось делать.

– Извини меня, Селеста. В чем все-таки дело?

– Ну… в общем, я приняла решение, и кризис преодолен.

– О чем ты?

– О браке с Мортом, – ответила она. – Потому что хотя ты, Солнечный мальчик, и спрятался в своей башне из слоновой кости, но твоя мать согласилась взять ребенка себе. Это помогло решить проблему. И конечно, то, что я отказалась делать аборт, невзирая на то, что мой первенец будет сыном бездельника, у которого только ветер в голове.

От потрясения Ройбен лишился дара речи. Что-то вспыхнуло в нем, что-то близкое к состоянию истинного счастья, которое ему вряд ли доводилось когда-нибудь испытывать, но он не смел надеяться – пока еще не смел.

А она продолжала говорить.

– Я думала, что все обойдется. Что тревога ложная. Потому-то и не стала ничего говорить тебе. Ничего не обошлось. Так что я сейчас на четвертом месяце. Это мальчик, совершенно здоровый. – Она перешла к разговору о женитьбе, и о том, каким замечательным оказался Морт, и о том, что Грейс уже вызвалась взять в больнице годичный отпуск, чтобы сидеть с ребенком. Что Грейс – лучшая в мире женщина, потому что готова ради этого бросить все на свете, и что Грейс – изумительный хирург, и что Ройбен никогда не был в состоянии понять и оценить, насколько ему повезло, что у него есть такая мать, как Грейс. Что Ройбен вообще ничего не ценит по заслугам и никогда не ценил. Потому-то он не отвечает никому на телефонные звонки и электронные письма и спрятался в «поместье», как будто настоящего мира вовсе не существует… – Ты самый эгоистичный и испорченный тип из всех, кого я только знала, – сообщила она, повысив голос, – и, честно говоря, меня от тебя уже тошнит. От того, что тебе все прямо в руки падает. Например, этот самый особняк. От того, что тебе нет никакого дела, что происходит, и что разбираться с последствиями твоих глупостей всегда приходится кому-то другому…

Поток обвинений все лился и лился.

Ройбен поймал себя на том, что смотрит на Феликса, а Феликс смотрел на него с обычным доброжелательно-покровительственным выражением и, похоже, намеревался без спросу дождаться ответа Ройбена.

– Селеста, я же ничего не знал, – сказал Ройбен, перебив монолог собеседницы.

– Конечно, не знал, – ответила она. – Я тоже не знала. Помилуй бог, я же принимала таблетки. Я подумала, что это, может быть, как раз перед тем, как ты отправился туда в первый раз, а потом решила, что нет, не может. Я ведь тебе уже сказала. А потом я сделала эхограмму. Вчера. Аборт я делать не буду, и не настаивай. Малыш появится на свет. Честно говоря, Солнечный мальчик, мне совершенно не хочется с тобой разговаривать. – В трубке раздались гудки.

Ройбен положил телефон на стол и уставился в пространство, думая сразу о множестве вещей, и счастье застилало ему взор и кружило голову, а потом он услышал ласковый и доверительный голос Феликса.

– Ройбен, неужели ты не понимаешь? Это же единственный нормальный ребенок-человек, который у тебя будет.

Он вскинул взгляд на Феликса, чувствуя, что его лицо расплывается в совершенно дурацкой улыбке. От неподдельного счастья ему хотелось смеяться в голос. А вот найти слов никак не мог.

Телефон зазвонил снова, но Ройбен будто не слышал звонка. В его мозгу мелькали разнообразные образы. А из хаоса противоречивых эмоций складывалось решение.

Феликс ответил на звонок и протянул телефон Ройбену.

– Твоя мать.

– Дорогой, надеюсь, ты обрадовался. Послушай, я сказала ей, что мы обо всем позаботимся. Ребенка мы возьмем себе. Я его заберу. И буду о нем заботиться.

– Мама, ребенок будет со мною, – сказал он. – Мама, я счастлив, честное слово. Даже не знаю, как это выразить. Я пытался сказать это Селесте, но она не стала меня слушать. Не захотела. Мама, я очень счастлив. Господи, да я на седьмом небе!

Тут он вспомнил те обидные вещи, которые наговорила ему Селеста, и снова растерялся. Не могла она просто так, впустую, удариться во все эти оскорбления. Интересно, что же она имела в виду? Хотя все было не важно. Значение сейчас имел только ребенок.

– Ройбен, я была уверена, что ты решишь именно так, – звучал в трубке голос Грейс. – Знала, что ты нас не подведешь. Она сообщила мне о беременности, когда уже получила назначение на аборт! Но я сказала ей: «Селеста, прошу тебя, не делай этого». Ройбен, она и сама не хотела делать аборт. Если бы хотела, то никому ничего не сказала бы. И мы так и остались бы в неведении. А так – она сразу же согласилась. Знаешь, Ройбен, сейчас она просто очень сердита.

– Но, мама, я просто не понял Селесту. А теперь остается только сделать все, что в наших силах, чтобы она была счастлива.

– Ну, конечно, Ройбен. Но ты должен понять, что родить ребенка совсем не так просто. Она уже уволилась со своей службы в управлении окружного прокурора и заявила, что намерена, когда все кончится, переехать в Южную Калифорнию. Морт пытается получить работу в Риверсайдском университетском колледже. И у него есть на это хорошие шансы. А я предлагала ей все, что она захочет, чтобы она могла начать жизнь заново, если останется здесь. Ну, сам понимаешь: дом, квартиру… Все, что в наших силах. Но она уперлась. Ну и пусть упирается. И будет счастлива.