Сьюзан Хаббард - Иная

— Мы разучиваем заклинания, — сказала она. — И практикуем ролевые игры.

Я понятия не имела, что значит «ролевые игры».

— Это из-за них твоя мать волнуется за тебя?

— Ох уж эта мама! — Кэтлин покачала головой. — Отсталая до невозможности. Не сечет фишку. — Она отпила большой глоток кофе, тоже черного.

Я не смогла бы пить такой и смотрела на нее с благоговейным ужасом.

— Нашла одну мою записную книжку и впала в панику.

Кэтлин сунула руку в поношенный рюкзачок и вытащила блокнот на пружинке в черной обложке, открыла его, положила на стол и подтолкнула ко мне.

Подзаголовком (с грамматической ошибкой) «Магичиские песни» написано нечто, похожее на стихи:

Не говори священнику о том;Он назовет наши танцы грехом;Всю ночь в лесах мы проведем;И лето призовем!

И на следующей странице:

Когда беда с тобой в седле,Носи Синюю звезду на челе.Даже если любовь тебя предала,Сам не предавай ее никогда.

Я предпочла не спрашивать, что сие означает. Папа учил меня никогда не спрашивать, в чем смысл стихов.

— Не вижу в этом никакого повода для беспокойства, — сказала я.

— Конечно нет. — Кэтлин бросила на соседнее со мной сиденье испепеляющий взгляд, как будто там сидела ее мать. — Это правда круто. Вот увидишь. Мы пойдем к Райану немного поиграть.

— Мы? — удивилась я. — Когда?

— Сейчас.

Оставив велосипеды на стоянке возле кафе, мы отправились к Райану пешком, благо до его дома было всего пара кварталов. Домик оказался маленький, обшарпанный, очень похожий на макгарритовский, правда, с одной его стороны красовалась новая, только построенная оранжерея. Мы попытались разглядеть что-нибудь в запотевших окнах, но увидели только размытые зеленые силуэты и лиловатые по краям пятна неоновых ламп.

— Предок Райана увлекается выращиванием орхидей, — пояснила Кэтлин. — Он продает их богатым старухам с другого конца города. Существует даже клуб любителей орхидей.

Дверь открыл Райан. Свои короткие светлые волосы он поставил ежиком при помощи какого-то геля. Как и Кэтлин, одет во все черное.

— Попируем, — сказал он.

— Попируем, — ответила Кэтлин.

— Привет, — сказала я.

Внутри свет был выключен, зато везде, где только можно, стояли зажженные свечи. На раскиданных по полу подушках устроились четверо ребят. Двоих я узнала по балу. Майкла среди них не было.

— Кого ты привела? — спросил кто-то из них у Кэтлин.

— Это Ари. Я подумала, игре нужна свежая кровь.

Следующий час показался мне невыносимо длинным, из-за бесконечного кидания кубиков, перемещений, старательно отсчитанных по комнате, и выкриков: «Покоряю!», «Я почти достиг невидимости!», «Возрождайся!», «У меня ярость кончилась!» Два мальчика играли волков-оборотней (у них на футболках была нарисована буква W), остальные были вампирами (черные футболки и резиновые клыки). Я была единственной «смертной» в комнате. Поскольку я впервые присутствовала на игре, мне сказали «просто понаблюдать», и я почувствовала, что им нравится играть «на публику».

Почти все, что они говорили или изображали, было взято из Интернета. Они вздрагивали при виде распятия, «превращались» по желанию в летучих мышей и «летали», использовали свои воображаемые проворство и силу, чтобы «лазать» по стенам и «прыгать» по крышам, — и все это в пределах гостиной размерами пять на семь метров.

Они ходили по переулкам воображаемого города, подбирали карточки, обозначающие монеты, особые инструменты и оружие, изображали драки и укусы, едва касаясь друг друга. На самом деле все пятеро мальчиков, показавшихся мне застенчивыми от природы, отчаянно переигрывали в попытке создать общее действо. Кроме нас с Кэтлин, дам не было, и она передвигалась по комнате агрессивно, как хозяйка. Время от времени ее пытались атаковать сообща, но она почти без усилий отражала их наскоки. Кэтлин знала множество заклинаний, судя по всему, она обладала самыми подробными записями.

Иногда игроки грабили друг друга и помещали украденные «монеты» в воображаемые банки — как обычные капиталисты, — подумалось мне. Игра проходила не как фантастическое приключение, а как драка за власть и деньги.

В комнате становилось все труднее дышать от их усилий и ядовитого запаха оранжевых закусок. Я терпела это сколько могла. Наконец клаустрофобия и скука выгнали меня из комнаты. Я прошла кухню, посетила ванную, затем через коридор, заканчивающийся толстой дверью со стеклянным окном, вышла в оранжерею.

Как только я открыла дверь, меня окутал влажный воздух, пропитанный роскошным ароматом растительности. Орхидеи в своих горшочках, расставленные рядами на длинных столах, казалось, слегка кивали мне, повинуясь легкому ветерку от вентиляторов на потолке. От мерцающего лиловатого света люминесцентных ламп у меня слегка кружилась голова, поэтому я старалась не останавливаться прямо под ними. В их сиянии цветы будто светились изнутри: темно-фиолетовые отливали пурпуром, на бледно-желтых проступали еле заметные розоватые прожилки, чайные казались янтарными, а темно-зеленая листва только подчеркивала их яркость. Некоторые орхидеи напоминали крохотные личики, с глазками и ротиками, и я двинулась по проходам, приветствуя их: «Здравствуйте, Ультрафиолета. Добрый вечер, Банана».

«Наконец-то, — подумала я, — убежище от серой зимы Саратога-Спрингс. Папе Райана следует брать плату за вход сюда», Я дышала, и влажный воздух пропитывал мое тело, даруя расслабление, почти сонливость.

Вдруг дверь распахнулась. Вошел плотный веснушчатый парень в черном.

— Смертная, я пришел взять тебя, — произнес он срывающимся голосом и обнажил фальшивые клыки.

— Мне так не кажется, — отозвалась я.

Я уставилась ему в глаза — маленькие и темные, но несколько увеличенные за счет очков, — и не отводила взгляда.

Он вытаращился в ответ. И замер. Некоторое время я смотрела на него, на его раскрасневшееся лицо, на два созревших, готовых лопнуть прыща на подбородке. Он застыл, и мне подумалось, уж не загипнотизировала ли я его.

— Принеси мне стакан воды, — велела я.

Он повернулся и неуклюже двинулся в сторону кухни. Когда дверь распахнулась, я услышала, как вопят и кусаются играющие, а когда захлопнулась, вновь нагладилась тропическим уединением, где единственным звуком было капанье воды из какого-то невидимого мне источника. С минуту я развлекалась идеей опрокинуть мальчика на стол… и прокусить ему горло среди орхидей. И, признаюсь, нечто вроде жажды всколыхнулось во мне.