Сергей Жилин - Душегуб

Брови девушки резко прыгнули вверх, а на лице вырисовалась удивлённая улыбка. Поводив застывшей в немом смехе маской из стороны в сторону, она изумлённо округлила глаза и уточнила:

— И ты даже не станешь меня отговаривать? Где твои аргументы, что всё это слишком опасно?

— Эй, — выставил я раскрытую ладонь перед собеседницей, — я хорошо знаю Энгриля, а значит, и тебя тоже: спорить бесполезно! Стоит отказать, и ты сама полезешь на рожон. Оно мне надо, вечно вытаскивать тебя из всяких ям, вроде жилища Харона? Лучше, чтобы ты была под боком.

— Спасибо, — благодарно кивнула Кейт и тут же досадливо сконфузилась.

— Что ещё?

— Я через неделю на работу не смогу выйти…

Ну, судя по наплевательскому взмаху головой и звучному цыканью, это новоиспечённую темноволосую напарницу особо не беспокоит. У неё появилась чёткая и благородная цель, а это для рода Хассов/Бри что воздух. Не для них без толку спокойно сидеть — лучше ввязаться в опасную авантюру со смыслом.

— Похороны начнутся через час, — напомнил я девушке.

— Ты сейчас по делам? — осведомилась Кейт.

— Да, но пока твоя помощь не требуется. Пойду.

Следует оббежать парочку свидетелей да в магазин заскочить. И лучше с собой девчонку не таскать.

На улице следы Харона уходят влево: понять, куда это перекати-поле погонит шальной ветер, — занятие не для такого никудышного детектива, как я.

Глава 5 Конец ниточки

Старушка Шеннон уже пять минут мнётся перед прилавком и суёт мне разномастные монеты на сумму пять звонов, выпрашивая товар, который, вообще-то, стоит в шесть раз больше.

Бумажные деньги не сохранились — уцелели только монеты. Монеты все разные, но в Новом Мире решили не вспоминать про пресловутые курсы валют. Отныне название не имеет значения, важна лишь циферка на кругляше. Единую валюту назвали по-простому — звон.

Через меня этих кругляшей проходит много: удалось в своё время отхватить побольше добра и начать торговать. Теперь заказываю продукты, соль, масло и всякие безделушки из Ципиона, продаю гаварцам по приемлемой цене. Торговля идёт бойкая, потому как всем нужно есть, всем нужны свечи, керосин для ламп и много чего ещё.

Тонкая рука тянет деньги, а сухие губы шепчут:

— Николай, ну возьми ты эти монеты, пожалуйста.

— Шеннон, у вас всего пять звонов, — пробасил я в который уже раз. — Колбаса стоит двадцать, а сыр — десять. Вместе тридцать — вам не хватает.

— Николай, но ты же знаешь, я обязательно отдам.

Маленькая старушка не отдала ещё свой первый долг, срок которому уже двадцать лет. Также она не выплатила второй долг, да и третий с четвёртым, да и с пятым, и с шестьсот семьдесят четвёртым…

Единственный клиент, которого я раз за разом не могу отпустить с пустыми руками. Госпожа Мак Гилби живёт одна, у неё совсем плохой участок, урожаи так себе. По суровым, но справедливым правилам следовало бы прогнать попрошайку, но обречь крошечную старушку на голод рука не поднимается.

— Подождите, — шепнул я Шеннон и ушёл на склад.

Разумеется, на прилавках ничего нет, я от клиентов отделён мощной решёткой, под рукой всегда снайперская винтовка, прицел от которой я давно продал охотникам, магазин обшит железом, а весь товар соскладирован в просторной комнате за толстой стальной дверью. И всё это лишь для того, чтобы меня не смогли ограбить. Платить охранникам слишком затратно, а желающий вычистить мои закрома силой оружия всегда больше тех, кто готов сделать это звоном монет.

Ключ от склада спрятан под шатающейся плиткой на полу. На ощупь отыскиваю заказанное на длинных полках и несу госпоже Мак Гилби.

Пока посетителей нет, надо поскорее передать продукты старушке.

— Вот, возьмите, — протолкнул я через окошко товар, — спрячьте поскорее и идите домой. Никому не говорите! Договорились? Никому!

— Спасибо, вам, Николай! — рассыпалась в благодарностях Шеннон. — Я буду за вас молиться. Святой вы человек.

— Никому, госпожа Мак Гилби!..

Все эти годы боюсь, что старушка не выдержит да и поведает о невиданной щедрости толстяка-продавца, которого все, не задумываясь, равняют с тираном. Страшно представить, сколько попрошаек сползётся, когда им в ноздри ударит пьянящий запах халявы…

Рассыпая поклоны и благодарности, Мак Гилби шаркает до выхода и скрывается за дверью.

Остался один в этом тесном железном ящике — цветы на подоконнике пытаются оживить картину пустого помещения, но что-то как-то у них не получается. Мир сжался до размеров магазина, даже за окном почти ничего не видно из-за массивных решёток.

Не прошло и минуты, как заявился очередной клиент — Марк Ферран косолапит к прилавку, оглядываясь на дверь. Понятно за чем явился — дополз слушок.

Пасть сама собой растягивается в улыбку: какие же смешные эти особые покупатели. Марк навалился на прилавок и глухо прошептал, почти не разжимая губ:

— Говорят, листочки завезли…

— Верно говорят, Марк, — прищурил я единственный глаз. — Вот только все ещё и пароль говорят…

— Громовержец не танцует вальс.

— А что он танцует?

— А он вообще не танцует.

Пароль назван верно, так что я не имею права не продать постоянному клиенту маленький, но такой ценный свёрточек. Листочки мне завозят не так часто: бывает, что год проходит между завозами. Зато с их появлением желающие раздобыть унцию листочков без промедлений встают в очередь.

Спрятаны в самом укромном углу склада. Специально для Марка отобрал самый, на мой одноглазый взгляд, упитанный свёрток.

Как только показал товар, тот быстро отсчитал сорок звонов и просунул в окошко.

— Откуда деньги? — отдал я листочки Марку.

— В полицию приняли, — быстро спрятал покупку здоровяк, — на испытательный срок.

— Тебя что ли Тим заставил Душегуба искать?

— Не заставлял — я сам напросился.

— После Энгриля ты больше всех о Гаваре пёкся, — подпёр я щёку кулаком.

Марк лишь кивнул в ответ:

— Пойду… На похоронах будешь?

— Не думаю.

И вот отоварился ещё один фанат листочков. Листочки — это махорка. В Недобрые Времена днём с огнём не сыщешь. Потому-то её появление у меня все и держат в секрете, а купить можно, только зная пароль. Это не наркотики, за которые Стальной Тим вешает, листочки разрешены, но закупаются курильщики тайно… Чтоб не делиться.

На расстоянии двадцати метров скучковались две группы, оплакивая каждая свою могилу. Там в стороне окропляют слезами могилу маленького Гарри Пута, а вокруг собрались те, кому небезразличен дядя Хасс. Находятся и те, кто успевает порыдать и здесь и там.