Галина Евдокимова - Самая страшная книга 2015 (сборник)

Теперь, закапывая очередную мумию, он читает блоковское стихотворение вместо молитвы, и Кузьмич сопровождает чтение паровозными гудками сложенных в трубочку губ:

Одинокая участь светла.Безначальная доля свята.Это Вечность Сама снизошлаИ навеки замкнула уста.

Однажды он и Лизу похоронит: почерневшую, скорченную. Если до Пасхи сам не помрет.

И мерещится ему болото, где под ряской, под трехметровым слоем утрамбованных трупов лосей, росомах, волков, лисиц, белок, бурундуков, стоит Черная Церковь. И горят в ее оконцах бледно-голубые огни – свечи покойников. И ждет она, что однажды опоздает старый Борис, не успеет до окончания Пасхи из леса уйти.

И мощь ее никогда не иссякнет.

Дмитрий Тихонов

Беспросветные

Ерш не видел схватки. Для него она началась и завершилась слишком быстро. Шипели в воздухе черные стрелы, серые фигуры вражеских всадников мелькали в столь же серой траве, кричали и падали люди, а раскаленное добела небо равнодушно сжигало степь. Было слишком жарко, чтобы стремиться выжить.

Воевода впереди вовремя проревел команду, и Ерш поднял щит прежде, чем посыпавшиеся сверху срезни успели добраться до него. Но стрелы падали сплошным железным дождем, и спустя всего несколько мгновений одна из них с влажным глухим стуком вонзилась в шею Буяна. Тот испуганно всхрапнул, вздрогнул всем телом, метнулся в сторону, едва не столкнувшись с конем мчавшегося рядом кмета, а затем просто и быстро рухнул на бок, придавив собой Ерша, не успевшего даже выпустить поводья. Дружинник прижался к вздрагивающей спине умирающего жеребца, закрылся щитом, истово надеясь, что скачущие следом не растопчут его. Вот и все.

Затем наступило беспамятство, полное тошнотворной жары и неодолимых видений, душных, словно запахи здешних трав. Но когда он очнулся в полной темноте, то не смог вспомнить ничего, кроме рыданий.

Ерш отбросил в сторону измятый, искромсанный щит, из которого все еще торчал обломок стрелы, и тут же услышал голоса. Чуть в стороне, там, откуда полз прохладный, но по-прежнему сухой ветер. Слов было не разобрать, однако он сразу понял, что это свои. В горле запершило, в сердце впился ледяными зубами страх. Страх, что не заметят, не помогут, уйдут, вновь оставят его наедине с проклятой, чужой ночью и сводящими с ума запахами. Ерш попытался вытащить онемевшую ногу из-под трупа Буяна, но сил хватило лишь на пару судорожных, беспомощных рывков.

– Эй! – простонал он, отчаявшись. – Братцы!

Звук собственного голоса напугал его еще больше.

Сиплый и пронзительный, он встревожил окружающий мрак, наполнил его шевелением и шепотами. Словно там, в черноте, неведомые существа, молча наблюдавшие за ним, теперь испуганно расползались в стороны. Что-то прошуршало возле самой головы. Ерш встрепенулся, приподнялся на локтях – движение отозвалось острой болью в бедре – но, разумеется, не смог ничего разглядеть.

– Где? – раздалось совсем рядом.

– Здесь, – ответил кто-то еще. – Не причудилось же мне. Эй, отзовись!

– Я тут…

Две темные фигуры нависли над ним.

– И правда тут. Вышат, запали-ка огня.

– А…

– Запали, сказал.

Чиркнуло по кремню кресало, брызнули искры, вспыхнул трут – и спустя всего несколько мгновений пламя вцепилось в просмоленный факел. Ерш зажмурился.

– Знатно тебя придавило, – пробормотал один из спасителей у него над ухом. – Сам не вылезешь.

– Не вылезу.

Он открыл слезящиеся глаза, всмотрелся в нависшие над ним лица. Одно – совсем еще молодое, безусое, изуродованное изрядным синяком во всю левую скулу. Второе – куда старше, с кустистыми бровями и жиденькой седеющей бородкой, покрытое сеткой давних шрамов. Широкая улыбка обнажала редкие кривые зубы.

– Я – Головня, а этот вот малец – Вышата. Тебя как звать?

– Ершом кличут.

– Ну и славно. Не боись, рыбонька, сейчас подсобим.

Головня коротко хихикнул собственной нехитрой шутке и, осмотрев Буяна, достал кривой нож:

– Ступня твоя наверняка в стремени застряла. Подпругу перерезать надо, а потом уж мы тебя вместе с седлом вытащим.

Так и сделали. Пока Вышата, кряхтя от натуги, тянул Ерша из-под мертвого коня, в ноге шевельнулась боль, царапнула длинным когтем от ступни до колена, на мгновение замерла, словно испугавшись чего-то, а затем впилась сотней остро заточенных клыков, пережевывая каждую мышцу, каждую косточку. Дружинник застонал, стиснув зубы.

– Кажись, не поломал, – сказал Головня, осторожно ощупывая освобожденную ногу. – Повезло. Даст Бог, оклемаешься.

Он выпрямился во весь свой немалый рост, взял у Вышаты факел, осмотрелся.

– Да, здесь почище будет. Пожалуй, надо сюда Ставра приволочь.

Ерш понемногу приходил в себя, боль привела его в чувство. Имя отозвалось эхом в еще пустом сознании.

– Ставра? – спросил он. – Здорового такого?

Вышата кивнул:

– Да. Детина могучий. Правда, поранили его напрочь…

– Не болтай, – одернул парня старший. – Поранить поранили, да только жив он пока. Крови много потерял, но помирать рано ему еще.

– Я же… я же… – Слова гуляли в голове Ерша бессмысленной круговертью, никак не желали ложиться на язык. – Я же знаю его.

– И хорошо, – усмехнулся Головня. – Будет с кем языки почесать. Вот что, вы сидите здесь, а я за Ставром схожу. Факел не гасите.

– Но… – встрепенулся Вышата.

– Не гасите, сказал! Или ты хочешь, чтобы мы с ним до утра по побоищу блуждали, пока вас не найдем?! Тот-то! Сидите спокойно. Нехристи давно празднуют, им не до нас нынче.

Головня высморкался и, шагнув прочь из круга света, сразу исчез в темноте. Слышны были его удаляющиеся шаги, затем раздался зычный, никак не годящийся тощему телу голос:

– Ста-а-авр! Ста-а-аврушка! Отзовись, браток!

Тишина. С немалым трудом Ерш сел прямо, повел затекшими плечами, прислушался к отзвукам боли, потянувшимся вдоль всей спины вниз, к правому бедру. Значит, Ставр жив. Уцелел и в полон не попал. Можно, выходит, еще надеяться, что женится дружинник на его сестре, когда вернется домой. Когда они оба вернутся.

– Что, одолели нас? – спросил Ерш Вышату, хотя и сам знал ответ. Но молчание в этой оглушительной темноте слишком сильно отдавало беспамятством. А туда он не собирался возвращаться.

– Одолели, – вздохнул парень, присев рядом. – Со всех сторон наскочили. Поначалу просто стреляли, как галок, грудь в грудь не сходились. Потом порубили тех, кто камни преодолел, загнали обратно. Сами внутрь не сунулись, а когда темнеть начало, и вовсе ускакали прочь.