Грейуорен - Мэгги Стивотер
Все это время Адам внимательно наблюдал за ее маневрами. При виде ее проделок беспокойство на лице парня сменилось невольной улыбкой.
Птица взгромоздилась на ботинок Ронана и задрала голову, глядя на Адама.
– Атом, – произнесла Бензопила глубоким, странным птичьим голосом.
Адам тихонько засмеялся.
– Привет.
После чего они оба, казалось, успокоились. Адам устроился поудобнее, прислонившись спиной между балками новой стены. Его ноги переплелись с длинными ногами Ронана, хаос юных тел. Затем он вздохнул и, закрыв глаза, коснулся затылком стены.
Да, – подумал Ронан. – Побудь со мной…
– Наверное, я идиот, – спустя некоторое время произнес Адам. Его голос вспугнул Бензопилу, выпустившую карательную струю испражнений в опасной близости от его руки. – Бензопила! Перестань! – он отодвинулся в сторону и поднял взгляд на Ронана. – Знаю, я сказал, что не собираюсь сюда приходить. Я действительно так думал. Не потому, что ты того не стоишь…
Он запнулся. Сложно сказать, потому ли, что не хотел заканчивать предложени, или потому, что осознал, что говорит вслух.
Адам продолжил:
– Наверно, я не мог перестать думать о Бензопиле. Я знал, что где бы тебя ни нашли, она должна быть поблизости. Если только уже не погибла. Или ее выбросили, или съели, с ней могло случиться что угодно. Я был неподалеку и не мог выкинуть эти мысли из головы. Мне нужно было хотя бы посмотреть. А потом, когда я нашел ее – поверить не могу, что нашел, наверное, повезло, ведь со стороны она выглядела как обычный мусор, – я продолжал думать о том, как бы она обрадовалась, увидев тебя. Эта мысль не давала мне покоя…
Адам снова замолчал, а на Ронана внезапно и неудержимо обрушилось воспоминание о молитве.
Не о заученном тексте, что читают прихожане в церкви. А о том, как он молился в одиночестве. Измученный. Растерянный. Эти молитвы зачастую обрывались многоточием, ведь Ронан не переставал задаваться вопросом, есть ли кто-нибудь на том конце провода.
Адам не знал, слышит его Ронан или нет.
Я тебя слышу.
Вдруг на колени Адама беззастенчиво шлепнулась Бензопила. Он повозился с пиджаком пару минут, доставая из кармана нитки, чтобы она выхватывала их из пальцев и перекидывала через себя – незатейливая игра, придуманная за секунду.
– Помнишь, когда-то я спросил, что бы ты сделал, если бы случайно приснил еще одного меня? – резко спросил Адам. – Я много думал об этом. Как бы я отнесся к другому Адаму. Позволил бы ему жить моей жизнью, как поступила Хеннесси? Или убил бы его, пока он не прикончил меня? И знаешь к чему я пришел? Двойник уже существует. Я создал его. Я – это он. Думаю, есть реальная версия меня, которая осталась с тобой, каждый день навещает Линденмер и старается узнать как можно больше о силовой линии и прочем. А может, он уехал с Ганси и Блу. Или учится в Вашингтоне и приезжает домой на выходные. Однако победил другой Адам, он убил всех остальных Адамов и остался один. Тот самый, что приехал в Гарвард, чтобы ходить на занятия, писать рефераты, покупать вафли со своим Плаксивым клубом и притворяться, что с ним никогда не случалось ничего плохого и у него есть ответы на все вопросы.
Адам замолчал и внезапно, со злостью, стал ковырять пальцем кожу на правой руке, пока из почти зажившей раны не показалась крошечная капелька крови. Он сердито смахнул ее, словно досадуя, что струп поддался.
– Я лгу им всем. Лгу Ганси. Блу. Своим профессорам. И не могу остановиться. Я словно, словно… Не хочу, чтобы этой версии меня досталось хоть что-то от других версий, неважно, хорошее или плохое. Поэтому в любой момент, когда мне необходимо прошлое, я попросту его придумываю. Новые родители, новый дом, новые воспоминания, новые причины потери слуха, новый я. Я перестал понимать, что творю. Черт. Ты был для меня хранителем моей реальности. А затем я начал лгать и о тебе, и все это, все это…
Он надолго замолчал, глядя в темноту.
– Я нашел этот коридор, когда искал место для гадания. Диклан спрашивал, и вот ответ на его вопрос. Ты ведь знаешь, что в Кембридже не было силовой энергии. Я обнаружил ее здесь. Гораздо больше, чем предполагал, – сказал он немного спокойнее. С чуть более заметным акцентом. Его прежним вирджинским акцентом, согревающим душу Ронана подобно жаркому солнцу. – Здесь я мог видеть ясно. Я знал, что это рискованно, что я могу не вернуться, знал, что там есть Кружево, но все равно пошел на это. Я ничего не искал. Просто так сильно скучал, я просто скучал…
Он постучал ботинком по ботинку Ронана.
Я тоже.
Адам снова возился со своими руками, костяшки пальцев побелели и покраснели оттого, как яростно он сжимал пальцы.
– Никак не могу понять, ненавижу я место, где живу, или ненавижу тот факт, что так и не смог его полюбить. Мне должно было здесь понравиться. Но вместо этого я хочу уехать. Сажусь каждый день на велосипед и еду, еду, но куда?
Он не плакал, только быстро потер глаз тыльной стороной ладони.
– В общем, я не могу винить тебя за то, что ты обманывал самого себя и создал Брайда. Потому что я создал фальшивую версию себя, причем сделал это наяву. Мы оба лжецы. Я не знаю, что делать. Я скучаю… – он закрыл глаза. – Скучаю по уверенности в том, куда я иду.
Затем он закрыл глаза и все-таки немного поплакал. Никаких слез, лишь те страшные судорожные всхлипы, какие издает тихо плачущий человек. Наконец он успокоился и несколько томительных минут просто сидел, снова и снова проводя пальцами по своему глухому уху.
Ронан ничего не мог поделать. Абсолютно ничего.
Проснись, – думал он. – Проснись, проснись. – Но в его теле не дрогнул ни один мускул.
Адам поднял Бензопилу и, невзирая на ее протесты, сунул птицу обратно за пазуху. Затем подобрал фонарик.
Tamquam, – подумал Ронан, взбешенный от мысли, что Адам расстроен, и в то же время испытывая эйфорию от его возвращения.
