Михаил Ахманов - ЛУНА КТУЛХУ

Ящер склонил голову на бок, внимательно наблюдая за мною.

— Да, в Мире снов этот город цел, но он лишен артефактов и лежит за границей владений Ктулху.

— Не знаю уж, чего он там лишен, но вот этот зиккурат там существует.

— Да, — кивнул Ниогха. — Но там нет этого зала с фонтаном. Там зиккурат — простая пирамида из черепов титанов, не более того.

— Не знаю, не проверял, — протянул я. — Хотя, может, именно поэтому я проснулся снаружи пирамиды, а не внутри, где находилось мое тело в реальном мире.

— Может и так, — неуверенно согласился Ниогхта.

— Так вот, проснувшись, я слышал разговор двух ужасных тварей.

— В Белом городе чужаки! — Ниогхта нахмурился. — Ты уверен.

— Да, — кивнул я. — Причем, насколько я поняло, это были Ми-гог. Раньше я их никогда не видел, но видел гравюры с ними в Некрономиконе и читал их описание.

Ниогхта кивнул.

— И что было нужно этим проходимцам?

— Похоже, они готовят вторжение на землю. Хотят вернуть себе свой флот и обрушиться на планету, все еще не оправившуюся от мировой войны, в надежде, что люди и Древние, занятые другими проблемами, не смогут оказать им должного сопротивления… И еще они хотят воссоединиться с Миго, обитающими на Земле. Тут я не все понял. Если Ми-го уже живут на Земле, то почему они готовят массовое вторжение?

— Они живут на внутренней поверхности Земли, и столица их — древний Гоцлар.

И тут я на мгновение вспомнил свое путешествие по Каракумам. Сколько достойных людей погибло тогда в безумной гонке за несуществующими сокровищами. Я вспомнил орды дикарей-каннибалов идущих под пулеметы императорских солдат, вспомнил Старца, закованного в цепи, и безумного священника, которого я пристрелил в подземном лабиринте.

— Значит Гоцлар расположен…

— На внутренней стороне Земли, и там живут Ми-гор, питающиеся человеческим мясом… Но ты говоришь…

— Ми-го хотят вернуть себе воздушные корабли и обрушиться на Землю.

— И…

— Европа в руинах, Азия в огне восстаний, самое большое государство — Россия — на грани гражданской войны. Там произошла революция, и власть захватили проходимцы и уголовники. Кто сможет противостоять вторжению? — и я с надеждой посмотрел на ящера, надеясь, что Ниохта вот-вот опровергнет мои слова, назвав меня «неразумным человеком» или кем-то в этом роде. Но ничего подобного не случилось. Ниогхта молчал, пауза затягивалась.

Похоже, Древний находился в задумчивости, пытался сообразить, что предпринять. Хотя, быть может, он думал совсем о другом. Пути богов скрыты от смертных.

— Я знаю положение дел, — медленно протянул Ниогхта, вновь облизнувшись. — Я все поправлю…

— А я?

Древний вновь замолчал, уставившись на меня.

Какое-то время он внимательно меня изучал, потом продолжил:

— А ты?.. Ты уже нарушил один из величайших запретов, вкусил из источника вечной жизни.

— И теперь. Теперь ты… — тут ящер замялся. — Теперь ты будешь жить много дольше обычных людей.

— Но ведь потом я упал в бассейн мертвой воды.

— И перестал быть неузявимым.

— То есть если бы я…

— Если бы ты этого не сделал, то стал нечувствителен к мелким ранам. Фактически, чтобы убить тебя, пришлось бы расчленить твое тело на несколько кусков… Поэтому с тяжелым сердцем покидаю я тебя, но сначала мы покинем пирамиду и запечатаем вход, чтобы ни у тебя, ни у кого другого не возникло желание побывать тут.

Я, пошатываясь, встал. Судя по всему, я был слишком слаб для того, чтобы самостоятельно проделать обратный путь, выбравшись из зиккурата. Но Ниогхт не собирался делать мне никаких поблажек, он подталкивая меня мордой, погнал назад к лестнице. Я с трудом двигался, а представив, что мне придется подниматься наверх по жуткой лестнице, перебираясь со ступени на ступень, я содрогнулся, и тем не менее он это сделал. Для меня же этот подъем превратился в настоящий кошмар, и лишь потом, много позже, анализируя то, что тогда произошло, я задался вопросом: зачем вообще Ниогхта притащил меня к Источнику? Ведь не было никаких данных о том, что враги направляются именно сюда, тем более, что в Белом городе, полным полно «достопримечательностей», как я вскоре сам убедился на собственном опыте.

Сколько мы поднимались: час, два… сутки? Время потеряло для меня всякий смысл. Я лишь безвольно переставлял руки и ноги, перебираясь со ступени на ступень. Весь путь назад превратился для меня в долгую пытку. Несколько раз я останавливался, и меня буквально выворачивало наизнанку. Видимо, организм определенным образом перестраивался, пытался принять новые, пока еще чуждые ему свойства. Но, как и все на свете, это путешествие подошло к концу.

Я на четвереньках выполз на верхнюю площадку зиккурата. Стояла ночь. В небе горели миллиарды звезд, зрелище поистине удивительное. В дальнейшем я не раз любовался ночным небом Белого города. И если и днем небо было черным и полным звезд, то что говорить про ночь!

Какое-то время я лежал, прижавшись щекою к холодному камню, пытаясь восстановить силы. Мне было плохо, тело ломило так, словно меня долго били, голова кружилась, во рту стоял вкус рвотных масс, а вода, та самая сладкая свежая вода, осталась далеко внизу.

Где-то за спиной послышался грохот. Я не видел, что сделал Ниогхта, но когда я нашел в себе силы повернуться и посмотреть, то никакого отверстия, ведущего к источнику, никакой лестницы, по стенкам которой я карабкался вниз, а потом наверх, на вершине зиккурата не было. А сама площадка была сложена из совершенно одинаковых, прямоугольных плит, сверкающих в звездном свете.

Я страшно хотел пить. У меня так пересохло в глотке, что я даже не мог позвать на помощь. С трудом ползком я добрался до лестницы, ведущей с вершины зиккурата и неожиданно наткнулся на две большие бутыли из какого-то округлого экзотического фрукта, выдолбленного изнутри и засушенного. Обе бутыли казались полными, но горлышки их были крепко заткнуты деревянными пробками. Я попытался вытащить одну из них, но у меня ничего не получилось. Руки дрожали и соскальзывали. Какое-то время я возился с пробкой, а потом вспомнил про нож — небольшой складной немецкий нож в кармане. Но даже с помощью ножа мне потребовалось более получаса, чтобы открыть одну из бутылей. Вода внутри оказалась теплой, чуть отдававшей какой-то специфической пряностью, а, может, всему виной был подмешанный вкус фрукта из которого была сделана бутыль. Но в первые моменты, я не замечал всего этого, я пил захлебываясь, наслаждаясь каждым глотком, чувствуя, как жизнь начинает постепенно возвращаться ко мне.

Вторую бутыль я открывать не стал. Я уснул прямо там, на вершине зиккурата, под бескрайним и бездонным звездным небом.