Арина Веста - Алмазная скрижаль

Вадим вздрогнул от внезапного озноба. Этот голос вызывал у него ощутимую кожную реакцию, как скрип железа по стеклу.

– Не скрою, слушать вас было очень интересно, – глухо продолжил черный незнакомец, – но вы ошиблись адресом: быдло не способно любить и чувствовать. Когда за ним приходит всемогущая Смерть, оно даже испугаться не успевает, как червяк под подошвой. Рабы, рабы во всем…

Вадим незаметно для себя задышал чаще – видимо, сам собой включился оборонительный рефлекс. Ядовитый собеседник, несомненно, в раннем отрочестве повесил несколько кошек из брутального любопытства. Видимо, страсть к психологическим экзерсисам не оставила его и поныне.

– Им дали Бога, подарили письменность, сделали революцию. Странный народ: он ухитряется пребывать в вечной спячке, слегка почесываясь от точечных укусов терактов. Он не умеет гордиться собой, своей кровью, своей историей, языком. Даже само слово «русский» – обычное прилагательное, в отличие от имен других наций. А еще эти азиатские наслоения в психике: тяга к большому отцу, к крепкой руке, дикий бунт или тупая покорность судьбе. Народ с подрезанным корнем питается чужими плодами и годится лишь как подъяремный скот.

Вадим Андреевич чувствовал, что барахтается в липкой каверзной паутине. Этот тихий, душный голос теперь будет волочиться за ним, пятнать сгустками тления и проказы.

– Ну и зачем вы все это мне рассказываете?

– О, если Сила спрашивает «зачем», значит, она слабость! Будь проклято «зачем» и вся его родня. По лицу заметно, вам было крайне неприятно меня слушать, но вы терпели и будете терпеть… Терпимость – главный порок русских, конечно, после пьянства, и за последнее тысячелетие ваш народ прошел генетический отбор на терпимость.

Вадим злился, чувствуя поднимающуюся в нем враждебность чисто биологической природы. Неотвратимую неприязнь, замешанную на какой-то древней вражде, вписанную в багровые лабиринты генетического кода, до дна усвоенную каждой его клеткой. Как же он сразу не догадался?.. «Лев с птичьей фамилией», он же Филиппинец.

– Вас, случайно, не Лева зовут? – мельком спросил Костобоков. – Давайте знакомиться. С кем из праздных счастливцев имею честь беседовать о вещах, столь отвлеченных от презренной пользы?

– Лев Дрозд, а вашу визитку с нарочным получили-с. Чем обязан интересу следственных органов к моей персоне?

– Меня интересует, в каких взаимных отношениях вы были с пропавшим без вести Юрием Реченко.

– С Барашком? – пожал плечами поскучневший Филиппинец. – Я не жалею, что он сгинул. Внушаемый дурак, каких большинство в этом копошащемся месиве.

– Скажите, а вы знали, чем он увлекался, что искал?

– Конечно знал.

– Он рассказывал вам о каком-нибудь камне?

– Вы ошибаетесь, это я рассказал ему о камне Откровения, одну древнюю легенду о кристалле, выпавшем из короны Люцифера во время битвы Сил. Камень упал в неизмеримую бездну, сквозь планетарные кольца, пока не объявился здесь, на Земле. Это был сияющий сапфир, такой ясный и прозрачный, что насквозь были видны надписи на нем, начертанные перстом Божества. Поэтому истинно священные тексты читаются в обе стороны. Помнится, я сказал ему, что камень этот – Святой Грааль и обладающий им пожинает бессмертие.

– А какая связь между камнем и Граалем? Ведь Грааль – это чаша, в которую была собрана священная кровь.

– Как известно, библейские скрижали Завета были разбиты самим Моисеем. Из осколков алхимики страны Кемет выплавили чашу.

– Значит, камня уже не существует?

– Я этого не говорил.

– Тогда почему поиски Священного камня вы считаете глупостью? Насколько я понял, вы – прирожденный мистик и верите в легенды?

– Есть двенадцать священных колен, – на этот раз неохотно пояснил Дрозд, – сыны Звезды и Змея, и лишь они имеют право приближаться к камню.

Он смерил Костобокова взглядом, явно давая понять, что тот не принадлежит ни к одному колену, и, не простившись, исчез между кладбищенских сугробов.

Оставшись один, Вадим Андреевич торопливо достал припрятанное курево, но не затянулся, а злобно смял сигареты, пока между пальцев мелкой крошкой не посыпался табак… Пальцы свело от скопившейся злости. Почему-то вспомнился случай из деревенского детства, когда в колхозный хлев ворвался волк и перерезал без числа стельных коров и ярок.

По горячему следу мужики завалили огромного зверя раза в полтора крупнее обычного волка. Шерсть его была совершенно черная, и огромные клыки не умещались в оскаленной пасти. На спине топорщился щетинистый гребень, а на ребрах проступало что-то вроде чешуи. Несколько дней чудище пролежало на морозе у кемжинского сельсовета. Шерсть оборотня густо заиндевела, раскоряченные задние лапы торчали, как оглобли. Старухи испуганно крестились и припускали, как молодые, когда по необходимости пробегали мимо. Мальчишки стайкой прятались за заборами, старшие заводилы уверяли, что если долго смотреть на зверя, то он зашевелится и вскочит на ноги. Несколько ночей вокруг села кружили волки. Перед рассветом их вой раздавался прямо на улицах Кемжи, а поутру под окнами находили волчьи следы. Сельчане боязливо передавали друг другу слух, что в лесу завалили не иначе как «волчьего царя». Охотовед, вызванный для освидетельствования зверя, сказал, что это выжлец, волкопес. Эти помеси не дают потомства, но крайняя злобность и отсутствие звериного кодекса чести делают их отстрел совершенно необходимым. Шкуру оборотня забрали для краеведческого музея, а ободранное тулово сельчане на всякий случай сожгли.

Этот «юноша бледный, со взором горящим» был из той же породы генетических мутантов, отверженных пасынков природы, живущих лишь во имя свое. Мог ли Филиппинец убить? Такие, как он, иногда убивают просто из интереса. Глубокое презрение к миру и человеку дает им право вершить волю свою без мук Раскольникова или позднего покаяния.

Вадим Андреевич посмотрел на часы. Еще немного, и он опоздает в «ночное».

Дежурный по управлению позвонил за полночь. Убит мальчик в Академиках. Способ убийства тот же – на сто восемьдесят градусов свернута шея, позвонки перемолоты. Цель убийства – маниакальная. Убийца ужом прополз через форточку на третьем этаже и неслышно проник в комнату, где мальчик играл за компьютером.

Через час Вадим был на месте. Ночной свет резал по нервам. В комнате – вспышки фотокамер, шелест шагов. Вадим присел на корточки над убитым мальчишкой.

– Мгновенная асфиксия. Он даже не успел испугаться, – сочувственно прошептал эксперт.

Вадим осмотрел комнату. На зависшем экране монитора дергались разноцветные шнуры. Стены детской комнаты закрывали полки компьютерных игр со зловещими названиями. Множились «Миры стратегий», виртуальные войны, ряды «Коммандос». Вадим машинально потрогал плоские коробочки: «Quake», «Fallout», «Turok». На крышках дисков – мерзейшие морды. Рядом с компьютером кактус опунция выбросил ярко-алый хищный бутон.