Томас Гунциг - 10000 литров чистого ужаса

— А-а-а-а, так это вы про моего беднягу Эда! Да он и понятия не имеет о том, что здесь происходит. Я пыталась ему объяснить, но он малость… того, понимаете? Людей он иногда приводит, это да, но ему невдомек, для чего они, а может, он боится… поди знай.

Джей-Си понял, что Тина не в курсе насчет Кати.

— Послушайте, мне кажется, ваш Эд… Мне кажется, здесь происходит что-то нехорошее. По-моему, Эд… он похитил мою подругу… Я бы не хотел… Пожалуйста…

Какое-то незнакомое раньше волнение вдруг охватило Джей-Си, нахлынуло с такой силой, что он заплакал. Безудержно зарыдал от усталости, боли и отчаяния.

— Я понимаю, что все это для вас нелегко. Мне очень жаль вашу подругу. Я схожу посмотрю, когда здесь все закончится. Знаю, Эд порой скверно себя ведет… Особенно с женщинами… Но он от них натерпелся, от женщин… Даже от нашей матери… Она все злилась, что он как малое дитя, лупила его за это и бранила… Однажды так ударила стулом, что бедняга три дня пролежал без памяти… К счастью, он пришел и все уладил…

— Кто все уладил? — тупо переспросил Джей-Си.

Он сидел, привалившись к стене, и рассматривал глубокую царапину на тыльной стороне правой ладони.

— Да он же, который в холодильнике.

Джей-Си повернул голову и уставился на маленький «Вирпул» метр сорок высотой. Эта старуха точно выжила из ума — выполняет инструкции, посылаемые из холодильника!

— Вы откройте его, не бойтесь. Я уверена, он обрадуется и будет очень милым. Он, знаете, такой милый иногда, правда-правда…

Мысли с трудом пробивались сквозь головную боль. Джей-Си решительно был сыт по горло всей этой абракадаброй. А старуха Тина за дверью настаивала:

— Ну же, давайте… Знаете, вы ведь нужны ему…

Джей-Си еще раз с подозрением покосился на холодильник. Бог весть, что она в нем держит… Он закрыл глаза и сказал себе, что все лучше, чем вот так сидеть сложа руки. Встал и сделал несколько шагов, отделявших его от изотермической дверцы.

Он секунду поколебался — вдруг пришло в голову, что старуха могла заминировать холодильник, — потом сказал себе, что она хоть и чокнутая, но не до такой же степени.

И открыл дверцу.

27. Марк

Из всех человеческих страхов, наверное, худший — страх темноты. Иррациональный страх, мучительный, душный, всепоглощающий. «Отец всех страхов», колодец кошмаров и близкий родственник смерти. Марк это хорошо знал. Он помнил квартиру, которую снимали его родители, когда он был ребенком. Эта трехкомнатная квартира располагалась в двух шагах от бойни, куда еще до рассвета фермеры гнали перепуганный скот. Квартира эта была частью другой, большой квартиры, в свое время разделенной на три маленьких, и комнату для Марка устроили в помещении без окна, которое раньше было просто площадкой между этажами. Стоило закрыть дверь — и в комнате наступала непроглядная, жуткая темнота. Сколько Марк ни просил оставлять ему зажженную лампу или хотя бы ночник, отец был непреклонен — мол, «мальчики темноты не боятся». Семь лет Марк ложился спать с сосущим страхом внутри. И каждую ночь, около четырех, его вырывало из глубокого сна жалобное мычание обреченных животных, страшные, кровавые картины заполоняли его воображение и стояли перед глазами до самого утра.

Марк наконец добрался до дна колодца, а вокруг было по-прежнему темным-темно. Тьма — все такая же черная, такая же непроглядная и безнадежная, как конец всего сущего. Закрой он глаза, это ничего бы не изменило. Все равно ни зги не видно. Он вытянул руки перед собой и ничего не нащупал. В стороны — то же самое. Лестница и стена, находившиеся позади, казались единственными вертикальными поверхностями в непосредственной близости. Марк прикинул: он спускался около часа со скоростью примерно одна ступенька в секунду. Расстояние между ступеньками — порядка тридцати сантиметров. Значит, за час получается: 3600 х 30 = 108 000 см, то есть 1080 метров, больше километра! Невероятная глубина. Марк знал, что самые глубокие угольные шахты порой достигают километра. Знал он и то, что пещеры запросто могут уходить на большую глубину, но чтобы такая бездна находилась прямо под домом и кто-то построил лестницу в километр длиной — это был полный бред. С чисто практической точки зрения — какой колоссальный объем земли и камней пришлось бы поднять, а для монтажа лестницы наверняка требовалось специальное оборудование… Он решил не ломать голову: объяснение, конечно, есть, не может не быть, но пока все это представлялось ему такой же несуразностью, как статуи на острове Пасхи. Он потянул носом. Все тот же запах жавеля — не сказать, чтобы неприятный, но какой-то въедливый. Холодно не было. Градусов пятнадцать — шестнадцать — во всяком случае, теплее, чем на улице.

Инстинктивно Марк все еще держался за лестницу. В этой невероятной темени, думалось ему, выпустить ее — все равно что броситься ночью в воду, и он не был уверен, что потом сможет ее найти. Он даже не был уверен, что найдет хоть что-нибудь. Здесь можно было идти неведомо куда десять минут, или несколько дней, или в следующую секунду провалиться в какую-нибудь расщелину…

И вообще, много чего могло произойти.

Но Марк знал, что оставаться на месте нельзя. Надо двигаться — у него просто нет выбора. Он поправил арбалет на плече, его прикосновение, жесткое, агрессивное, немного успокоило, хотя в этом подземелье простой карманный фонарик был бы куда полезнее.

И, решившись наконец, Марк пустился в путь.

Давний страх вернулся к нему, тяжкий, мучительный, такой же, как в детстве, словно и вовсе его не покидал. В горле пересохло, дышать было трудно. Он шел, как слепой, осторожными шажками, вытянув перед собой руки. Прошло несколько минут; теперь, когда он удалился от лестницы, земля под ногами была единственной твердой поверхностью. Его внутреннему уху это совсем не нравилось, и оно напоминало о себе противным головокружением, от которого Марка шатало. Чтобы не упасть, он встал на четвереньки. Смешно, кто спорит, но так ему было лучше. Он продвинулся еще немного вперед. Руки ощущали что-то мягкое, словно тонкий слой какого-то органического вещества, странно шелковистого и чуть влажного, покрывал скальную породу. В какой-то момент пальцы наткнулись на круглый предмет, который от прикосновения вздрогнул и убежал в неизвестном направлении. Наверное, это было пещерное насекомое или еще какая-нибудь тварь из тех, что могут жить под землей без света. Марк с трудом удержал крик: а что, если их тут миллиарды смотрят на него, ползущего? Он прислушался, но ничего не услышал, кроме собственного дыхания и пульсации своей крови. Он пополз дальше, сознавая, что уже не сможет вернуться к исходной точке, а если бы и мог, это ничего не даст. Мало-помалу надежда дойти куда бы то ни было таяла, уступая место чувству обреченности.