Майкл Грубер - Тропик ночи

— Мы подаем обед ровно в шесть?

Я решила пройтись.

Иду по жарким, узким, зловонным улочкам, где из каждого приемника гремит музыка, а из каждой темной дыры несет пивом. Но вот передо мной широкая главная улица, поперек которой раскинулся базар. Через каждый десяток шагов ко мне обращается молодой парень, либо предлагая стать моим гидом, либо пытаясь что-то мне продать, либо стараясь затащить в какую-нибудь лавчонку. Каждого я благодарю и отказываюсь от предложения — на языке йоруба, что обычно вызывает удивление, порой — улыбку, а порой — ответ, слишком быстрый, чтобы я успела его понять. Захожу в обменный пункт и меняю доллары на местную валюту — наира. Покупаю себе бумажный кулек чего-то под названием киликили, потому что название мне нравится, и оказывается это хорошо обжаренным и очень вкусным арахисом; еще покупаю местный газированный напиток — манго-соду. Яба — рынок не для туристов, здесь большей частью продают и покупают повседневно необходимые вещи и продовольствие. Все время звучит музыка, нередко очень интересная, так как Яба — это и район ночных клубов, множество музыкантов живет поблизости. Есть на базаре и художники, некоторые из них куда лучше тех, кого вы встретите в нью-йоркском Сохо, районе художников. Чудесные краски, естественные формы — великолепно! В Центральной Азии базары разделены по товарам, здесь этого нет.

Я присоединилась к небольшой толпе между женщиной, торгующей рыбой из пластиковых емкостей со льдом, и женщиной, продающей отрезы полосатой ткани адира онику, и увидела мужчину, сидящего на корточках, с голой грудью, одетого только в шорты цвета хаки. Я подумала, что он занят каким-то ремеслом, но потом разглядела, что он обматывает цветным шнурком собачий череп, что-то невнятно бормоча при этом. Рядом с ним клиент — толстый пожилой мужчина в халате и ермолке. Человек без рубашки закончил обматывать череп, положил его на зубчатую оловянную чашу, достал из соломенной корзины рыжую курицу, перерезал ей горло и брызнул кровью на собачий череп.

Я почувствовала дурноту — не от вида крови, а оттого, что увидела колдовство. Всего лишь ю-ю, базарный колдун, и все же… Отворот и приворот одновременно. Обряд, знакомый по книгам. Толстый парень — заимодавец или бизнесмен. Кто-то должен ему деньги и не платит. Теперь должник каждую ночь будет видеть во сне, что за ним гонятся собаки, готовые его разорвать. Он обратится за помощью к тому же колдуну, и тот скажет, что он должен вернуть деньги, иначе подвергнется воздействию еще более сильной магии. М. имел обыкновение говорить, что окропление в разных культурах — это клизма для души. Может быть: я чувствую себя более чистой и возвышенной, чем за все последние месяцы.

Глава шестая

На лице у профессора Эрреры ясно отразилось удивление, когда Джимми Паз вошел в ее кабинет. Паз изобразил самую теплую улыбку, на которую был способен, и протянул руку, а Лидия Эррера ее достаточно любезно пожала. В Майами, когда объявляли о приходе Паза, никто, как правило, не ожидал, что в дверь войдет темнокожий человек. Джимми к этому привык, ожидал этого и мирился с возникающим замешательством. Он окинул привычным коповским быстрым взглядом кабинет и его хозяйку. Кабинет примерно метров пятнадцать на двенадцать, чистый, организованный, в нем вполне достаточно места для покрытого формайкой[23] стола на хромированных ножках, на котором стояли компьютер и монитор. Два одинаковых, обтянутых оранжевым пластиком кресла — для хозяйки офиса и для посетителя; за письменным столом полки от пола до потолка, плотно набитые книгами и зелеными картонными коробками для распечатанных материалов, содержание которых обозначено на красных наклейках. На одной из полок, в центре, отведено место для семейных фотографий и различных безделушек. Большая гипсовая статуя святого Франциска Ассизского в коричневом монашеском одеянии, с четками и голубем в руках; основание статуи обвязано зелеными и золотистыми лентами. Небольшое окно защищено от немилосердного послеполуденного солнца опущенными стальными венецианскими жалюзи. На стене дипломы: Клемсон, Университет Майами. Девушка, разумеется, местная. И еще фотография в рамке: группа людей в походной одежде рядом с людьми почти без одежды, на заднем плане густая зелень — типично антропологический снимок; античные изображения листьев, цветов, семян, с латинскими подписями и тоже в рамках.

Владелицей всего этого была женщина под сорок, со светлыми волосами и умными карими глазами, в которых сейчас светилось некоторое недоумение, что, с точки зрения Джимми, было ему на пользу; кожа цвета пергамента казалась матовой благодаря умелому, не бросающемуся в глаза макияжу. На книжной полке за письменным столом, среди прочих, стояла также фотография Лидии и смуглого, красивого и сильного мужчины, более молодого на вид, чем она, и более стройного. Итак, она, очевидно, замужем, и, судя по другим снимкам, у них есть сын.

Лидия указала Джимми на кресло для посетителя, предложила кофе (он отказался) и спросила:

— Мое имя, как я понимаю, мистер Паз, назвал вам Эл Мэйнз? Видимо, речь идет о каком-то растении?

— Да, он сказал мне, что вы хороший этноботаник.

— Это так, — признала она без ложной скромности. — А вы…

Джимми достал свое удостоверение и полицейский значок.

— Полиция Майами, — сказал он, и аккуратно подведенные брови Лидии слегка приподнялись.

— И зачем полиции Майами понадобился этноботаник?

Паз достал из кармана пиджака Schrebera golungensis в пакете и положил перед ней на стол.

— Мы подумали, что вы могли бы нам рассказать, для каких целей используют это растение.

Эррера взяла пакет.

— Можно ли вынуть это из пакета?

— Прошу вас.

Лидия повертела скорлупу в пальцах, присмотрелась к ней и сказала:

— Это часть опеле.

Паз справился со своей записной книжкой.

— Да, доктор Мэйнз так и говорил, но для чего этот орех используют?

— Нет, я имею в виду опеле как предмет, а не как название ореха. Это часть гадательной цепи Ифа, называемой опеле, или эквеле. Ее используют для предсказания будущего в сектах сантерии[24] и других культах западноафриканского происхождения. Неужели вы не видели ни одной такой цепи?

Тон ее был слегка ироническим. Ведь черный кубинец должен был бы знать о сантерии все, что можно о ней знать.

— Нет, — холодно ответил Паз. — У вас есть такая цепь?

Лидия улыбнулась.

— Представьте, есть. Вот она.

Лидия указала пальцем с покрытым красным лаком ногтем на небольшой стенд. Джимми подошел к стенду, на котором находилась большая черная рама. Это были не четки. На черном бархате была уложена, словно бриллиантовое ожерелье, блестящая медная цепь около трех футов длиной со вставленными в нее через равные промежутки фрагментами панциря черепахи, покрытыми искусной резьбой. К двум таким фрагментом, завершающим цепь, были прикреплены на шнурках раковины каури. Каждый кусочек панциря имел грушевидную форму с насечкой на вогнутой стороне.