Татьяна Рябинина - Чертова погремушка

В тамбуре было накурено и сильно дуло из разбитого окна. На время мне стало легче, но тут вышел покурить какой-то мужчина. Я не разглядела его лица — он повернулся ко мне спиной. Я жадно разглядывала его обтянутые грубой тканью рабочих штанов ягодицы и думала о том, как здорово было бы подойти к нему сзади, обнять, прижаться. Чтобы он повернулся и взял меня прямо здесь — в грязном накуренном тамбуре, припечатав к грязной стене. Я уже сделала шаг к нему, но он повернулся, странно посмотрел на меня и ушел обратно в вагон.

Я сошла с ума! Кто бы сказал, что я буду мечтать о жестком сексе с человеком, которого впервые вижу. Впившись ногтями в ладонь, я подставила лицо холодному воздуху, льющемуся в тамбур через разбитое стекло.

Отдышавшись, я вернулась на свое место.

— Вам… У вас все нормально? — с опаской спросила девица.

Я кивнула и попросила почитать газету, торчавшую из ее сумки. Это была толстая женская газета с большим количеством рекламы, тестов, кулинарных рецептов и советов о том, как завоевать и удержать при себе мужчину. Я читала медленно, обстоятельно, не пропуская ни единой строчки, ни единой рекламы ежедневных прокладок и шампуня от перхоти. Но на шесть часов пути газеты, разумеется, все равно не хватило. Тогда я втянула соседку в разговор ни о чем. Как известно, на эту тему можно говорить бесконечно. Время побежало быстрее, а я отвлеклась от опасных мыслей.

В Красноярск поезд прибыл в десятом часу. С Костей мы встретились только на перроне. Он неплохо провел время, играя с попутчиками в карты, и даже выиграл какую-то мелочь, посему пребывал в приподнятом настроении и предложил переночевать в гостинице.

— Достало уже трястись, — заявил он. — У меня в голове без конца: «дыдых-дыдых, дыдых-дыдых». А еще через полстраны пилить.

— Давай выбросим эту хрень и полетим самолетом, — предложила я, прекрасно зная, что Костя не согласится. Да и сама я уже вряд ли смогла бы это сделать.

Мы уже направились было к стоянке такси, но тут услышали объявление по трансляции: «Скорый поезд «Красноярск — Москва» подается под посадку к первой платформе в 22.05».

— Еще пятнадцать минут, — Костя почесал подбородок. — Может, успеем купить билеты?

— Ну и на фига ж нам в Москву? Пересаживаться там еще.

— Мужики в грузовом говорили, что до Питера только прицепной вагон. Наверняка какая-нибудь дрянь плацкартная. Нет уж, поедем, как белые люди.

Он пошел к зданию вокзала и скоро вернулся с билетами.

— В купе не было, а в плацкарте почти трое суток трястись — рехнуться можно. Так что поедем в СВ.

— Это же дороже, чем на самолете, — ужаснулась я.

— Дороже, — хмыкнул Костя. — Ну и что?

На этот раз поезд выглядел более или менее прилично, а уж спальное купе и вовсе показалось мне оплотом цивилизации. В нем не оказалось душа и туалета, но зато обе полки были нижними.

— Ты как хочешь, а я в ресторан, — заявил Костя, забросив рюкзаки на багажную полку. — Ну очень жрать хочется.

Поужинав, мы вернулись, застелили постели и легли спать. Не успев ни о чем подумать, я тут же уснула.

Проснулась я как от толчка. Последнюю неделю не было ночи, чтобы мне не снилась какая-то гадость, прочно застревавшая в голове. Хоть вообще не спи. Что было на этот раз, я вспомнить не могла. Что-то очень и очень эротическое. В общем, продолжение грузо-пассажирского кошмара.

Я посмотрела на часы. Начало четвертого. Самый глухой и тяжелый ночной час. В купе было темно, даже редкие дорожные отсветы не пробирались под опущенную дерматиновую штору. И все же глаза скоро привыкли к темноте, я разглядела смутный Костин профиль на подушке и свесившуюся руку. Он спал тихо, не храпел, только чуть посапывал — как ребенок.

И тут меня снова затопило. Но это уже не было какое-то абстрактное желание близости с мужчиной. Я с ужасом поняла, что предмет моих вожделений — мой же собственный брат. Более того, я поняла, что хочу его вот уже несколько дней. С того самого момента на Синем озере, когда пожалела его и поймала себя на желании поцеловать в макушку. Просто тогда я этого не поняла. И все эти дни в Пятиреченском мучилась от самой банальной пошлой ревности, а вовсе не оттого, что мой брат так безнравственно себя ведет.

«Ты спятила, да? — спросила я себя. — Совсем рехнулась?»

«А что такого? — ответил мой же голос, но с какой-то отвратительной глумливой интонацией. — Что в этом такого ужасного-то?»

«Но это же твой брат!»

«И что? Кто сказал, что нельзя этим заниматься со своим братом?»

«Но…» — я чуть не задохнулась от возмущения и беспомощности.

«Что «но»? Да, нельзя от родного брата иметь детей, они могут больными родиться. В этом и есть смысл запрета. Потому что он идет с тех времен, когда люди и не подозревали, что детей от секса иметь совсем не обязательно. Подумай сама, это ведь самый близкий тебе человек. Вы в самом буквальном смысле одна плоть и кровь. Вы еще до рождения пребывали в такой близости, какую трудно и вообразить. Ни с каким другим мужчиной ты ничего подобного не сможешь испытать».

То, что происходило со мной днем, как выяснилось, было просто смешной чепухой — по сравнению с тем, как меня выкручивало теперь. Раньше я просто не понимала всех этих разговоров на тему тягот воздержания. А сейчас вполне могла понять маньяка, которого физический голод толкает на убийства.

Я встала и подошла вплотную к Костиной полке. Отдернуть одеяло, лечь рядом, прижаться к нему — неужели он оттолкнет меня? Нет, он не сможет. Ведь он такой же, как я, он часть меня. Мы — часть одного целого. Надо только отбросить все эти глупые предрассудки и просто быть счастливыми…

Пробормотав что-то, Костя отвернулся к стене. Я протянула руку к одеялу, но в этот момент поезд сильно тряхнуло, я потеряла равновесие и больно ударилась бедром о столик.

Господи, что же я делаю-то?!

Нащупав джинсы и кроссовки, я кое-как влезла в них и выскочила в коридор. Дошла, пошатываясь, до туалета, вымыла как следует холодной водой лицо, шею, плеснула на грудь и живот. Из зеркала на меня смотрела страшная измученная физиономия тетки под сороковник с запавшими глазами и глубоко прорезавшимися морщинами.

Ручку нетерпеливо подергали. Надо же, приспичило кому-то в такое время. Еще раз сполоснув лицо, я вышла.

У окна стояла полная женщина средних лет в спортивном костюме. Я узнала ее — мы вместе садились в поезд в Красноярске. Она посмотрела на меня, поджав губы, и скрылась за дверью туалета.

Возбуждение медленно спадало, но я боялась возвращаться в купе. Боялась, что это наваждение начнется снова. Подойдя к окну, я уткнулась лбом в холодное стекло, пытаясь разглядеть что-то в кромешной темноте.