Дмитрий Громов - Путь проклятых

Дверь подвала была заперта, но я просто как следует пнул ее ногой, и висевший снаружи замок, отчаянно кракнув, с лязгом отлетел в сторону.

Несколько вытертых ступеней, дверь подъезда.

Вот оно – бледнеющее ночное небо, усыпанное умирающими блестками предрассветных звезд.

Мы успеем! Мы должны успеть!

Мы успели.

Это, конечно, была не моя прежняя квартира – старая хибара на окраине города, купленная мною за бесценок пару лет назад. Но светозащиту здесь я установил не хуже, чем в моем старом убежище, а удобства… хрен с ними с удобствами! Тут вся «жизнь» летит под откос…

«Твой скорбный труп не пропадет!» – пробормотал я, укладывая в гроб тело капитана и закрывая его крышкой – ритуал все-таки надо соблюдать!

Гроб (не тот, из которого я восставал, другой, поплоше) хранился тут в кладовке еще с тех времен, когда я только оборудовал это убежище. Тогда я отсыпался в нем днем, в подвале, дабы не мотаться на дневку через весь город. Конечно, на машине можно было бы обернуться быстро, но я еще до Приобщения недолюбливал автомобили, и в итоге за всю свою «посмертную» жизнь так и не научился их водить.

Зря, конечно – но есть некоторые привычки и предубеждения, против которых мы бессильны.

Я покосился на окровавленную серебряную пулю в углу. Ее мы извлекали из капитана каминными щипцами – ничего более подходящего не нашлось. Направился к кровати.

– И никакого секса! – строго заявил я плотоядно воззрившейся на меня Эльвице. – Спать! Нам завтра предстоит трудная ночь.

– Так-таки никакого? – наивно захлопала своими длиннющими ресницами Девочка Эли.

Ну что ты с ней будешь делать?!

2

На краю обрыва, за которым вечность,Ты стоишь один во власти странных грез.И, простившись с миром, хочешь стать беспечным,Поиграть с огнем нездешних гроз.

Два тела на ложах из прозрачного студня. Пригашенные лампы под потолком. Зеленоватый сумрак. Так выглядит мир сквозь прибор ночного видения. Откуда я это знаю? Не важно. Негромкое жужжание. Лицо. Склоняется. Где-то я уже видел это лицо, видел, видел… Черты лица смазываются, разглядеть его никак не удается. Как всегда.

Как всегда?!

Значит, это уже было? Было, и не раз?

Не раз… раз… раз…

Эхо звоном отдается в ушах.

Тот, что погружен в студень, не может ни видеть, ни слышать. Он – не здесь.

Откуда я это знаю? Где я? Кто я? Это я лежу на студенистом ложе? Или кто-то другой? И кто лежит рядом? Кажется, женщина. Я хочу посмотреть, но не могу.

Не могу повернуть голову. Почему? Ведь я же гляжу со стороны! Почему я не могу просто повернуть голову и посмотреть? Почему?!

Может быть, потому, что у меня нет головы? Нет тела? Кто же я?!

Шепот в ушах (в ушах?!). Тот человек, что стоит над ложем, с кем-то говорит. Голос серый, с отливом в голубизну, на другом конце – антрацит. Слова смазываются, плывут; краски тоже смазываются, словно пьяный художник мазнул… нет, не так. Раздолбанный магнитофон тарахтит, тянет, жует пленку – наверное, садятся батарейки.

– …по сценарию?…хорошо. Результаты совершенно не… штампы! заезжено! За что вам платят? За такие деньги могли бы… сценарий и пооригинальнее! Вам… фантазии? надо…

Шепот, шелест, скрип иглы по запиленной пластинке.

Другой голос. Темный пурпур, прожилки фиолетового, уход в багрянец. На самом краю – чернота хриплых трещин.

– …необходимы узнаваемые стереотипы…в книгах, фильмах. Иначе – отторжение. Нет базы… достраивать картинку… достоверности. Ведь конечный результат вас вполне устраивает?

– Да, вы правы. Хорошо…

Голоса уплывают, комнату заливает молочной мутью, быстро переходящей в промозглую сырость болотного тумана, серую мглу, и вокруг смыкается чернота могилы…

Некоторое время я лежу с открытыми глазами.

Темнота не мешает. Я знаю, что снаружи – вечер. Уже почти стемнело. Еще чуть-чуть – и…

Я снова был там. В этом сне. И снова сон не хотел отпускать меня, он еще жил во мне, я еще слышал шелестящие голоса, видел погруженное в студень тело. На миг мне показалось, что стоит сейчас повернуть голову – и я наконец увижу…

Искушение было слишком сильным. Я повернул голову – и провалился в два изумрудных колодца, раскрывшихся мне навстречу.

– Ты опять был там?

– Да, Элис.

(Откуда она знает?!!)

– И я – тоже.

– Ты?!!

– Я. Это уже не в первый раз. Только раньше я не говорила, потому что почти ничего не помнила. А теперь… Я знала, что ты рядом – но я не могла повернуть голову и посмотреть.

– И я – тоже! Значит, это ты – на том, втором ложе; как и я, залитая в студень?

– Да, Влад. Знаешь, иногда мне кажется… мне кажется, что там лежим мы-настоящие. В коме. Там мы, наверное, очень хотели жить – и на пороге смерти мы создали себе этот мир, это посмертное существование – чтобы уйти сюда насовсем, когда врачи устанут бороться за нашу жизнь. Там мы еще живы – но это ненадолго.

Она помолчала.

– Когда я думаю об этом – мне становится страшно, Влад.

– Почему, Эли?

– Потому что я боюсь, что когда мы умрем там– здесь тоже все кончится. Навсегда.

– Ну, здесь мы уже умерли, – наигранно усмехаюсь я. – Но даже если ты и права, и все это – побег от смерти, то когда наши настоящие тела там умрут, мы останемся здесь. Нам просто перестанет сниться этот сон.

– Я очень на это надеюсь Влад, – Эльвира серьезна, как никогда. – Но еще больше я боюсь другого. Я боюсь, что там мы очнемся. И жизнь вновь станет серой и скучной. Как раньше. Как у всех них. А это все окажется только сном…

Вот как? Девочка моя, ты убежала от жизни – сюда, ко мне; и теперь боишься вернуться?

Вот это – действительно страшно!

Я не стал говорить ей о своих подозрениях.

Я очень надеялся, что это все же сон, видение; может быть – прорыв в какую-то другую, невероятно искаженную реальность. Кто знает, на что способна извращенная, уже не человеческая психика не-мертвого?

Сон разума рождает чудовищ. А сон чудовища?…

Но если Эльвира все-таки права, и все это не просто сны – то там нас отнюдь не лечат, отнюдь не пытаются вернуть к жизни. Этого она может не бояться.

Все гораздо хуже.

Там на нас ставят какой-то эксперимент. Там нас ведут по сценарию, в конце которого может ждать только одно…