Пол Хьюсон - Сувенир

— Ах ты чертяка. Мы же все равно собирались отдать пепельницу ей.

— Но она же не узнает. Ну, довольно. — Он обнял Энджелу и притиснул к себе. — Это же наша брачная ночь. Или ты забыла?

— Не забыла. — Она повернулась в объятиях Шона и поцеловала его в губы. Долгим, крепким поцелуем.

Он шел наверх следом за ней, выключая по пути свет.

Джерри настоял на том, чтобы сесть за руль, но, по требованию жены, поехал не по скоростной автостраде, а поверху, улицами.

Фиона дважды просила его сбавить скорость. Она от души надеялась, что они не наткнутся на полицейского. Ей подумалось, что вечер сегодня выдался особенно темный. Мрачный. Пасмурный. В машине, даже с поднятым верхом, тоже было зябко. Она отмахнулась от этого, отнеся на счет влияния конопли на свое кровообращение.

Вспомнив маленькую кражу, которую они совершили, Фиона захихикала. Каменная голова из Кашеля. Они забрали ее с каминной полки. Этакий небольшой сюрприз в благодарность за скатерть. Самое малое, что можно было сделать. Но Джерри по-прежнему чувствовал себя неуютно. Оправа могла уничтожить ценность камня. В конце концов, вещь была антикварной.

— Мы же не позволим его сверлить, дурачок, — возражала Фиона. — Его вделают в такой маленький проволочный обруч на лакированной плашке. Энджела с Шоном просто влюбятся. Вот посмотришь. Джерри мучился.

— Он не расколется?

— Я завернула его в скатерть. — Фиона перегнулась через спинку сиденья и в темноте пошарила под ним. Просто, чтобы убедиться. И ахнула, когда ее пальцы коснулись чего-то, чего там не должно было быть. Оно было холодным, как лед, круглым, величиной с голову ребенка. Фиона провела по нему пальцами и поняла, что этот предмет соединен с чем-то, на ощупь напоминавшим шею, переходящую в костистый узловатый хребет. Она открыла рот, собираясь что-то сказать, но не успела произнести ни слога — запястье исследовавшей предмет руки оказалось схвачено. На один краткий миг Фионе почудилось, будто в ее тело впились три холодных пальца. Ощущение было таким же, как в тот раз, когда она защемила руку железными воротами. Только теперь железо было живым. Сдавливая запястье, оно неумолимо тянуло руку назад, а вместе с рукой и Фиону. Пронзительно выкрикивая имя Джерри, она стала коленями на сиденье, вцепившись в него левой рукой и изо всех сил стараясь освободить правую.

Джерри затормозил. Взвизгнули шины, машину занесло, развернуло. Он отчаянно дергал руль, но из-за бурных попыток Фионы освободиться и неустойчивости машины справиться с управлением оказалось ему не под силу. Машина выскочила на мягкую обочину; колеса бешено вращались, взметая рыхлую землю. Потом автомобиль пропахал темный, поросший травой склон. Свой поединок Фиона выиграла за долю секунды до того, как они врезались в дерево. Пронзительно визжа, она вырвала руку. Но причиной предельного ужаса, который она испытала, была не надвигающаяся катастрофа и не залившая все вокруг струя брызнувшей крови. Причина заключалась в том, что непонятное существо, так крепко вцепившееся в нее, получило желаемое. Теперь рука Фионы, которой она размахивала, заканчивалась рваным обрубком всего в нескольких дюймах ниже локтя.

4

Радио-будильник сработало в восемь утра. Энджела забыла его переставить. Она проснулась за несколько секунд до того, как раздался звонок. Условный рефлекс. За четыре года Энджела обнаружила, что частенько умеет предугадать звонок и нажать кнопку, отключающую будильник и включающую радио, еще до того, как прозвучит первое дзззззз.

Лежа с закрытыми глазами, она слышала голос диктора, читавшего выпуск новостей, но не вслушивалась в слова. Никарагуа. Родезия. Инфляция. После третьей рекламной паузы стук за левым глазом Энджелы стал сильным и настойчивым, и она поняла, что находится в состоянии капитального похмелья. Погремев полупустыми пузырьками в ящике ночного столика, она нашла, наконец, аспирин с кодеином, которые ей прописывал дантист. Проглотив пару таблеток, Энджела повернулась, чтобы поцеловать Шона в затылок. На помятом небритом лице приоткрылся покрасневший глаз.

— Пятнадцать минут, — стал торговаться Шон.

Она прибавила громкость и, спотыкаясь, пошла в душ, где подставила голову под хлесткую струю горячей воды, позволив ей завершить начатое кодеином.

Когда через четверть часа Энджела пошла вниз, Шон еще дремал под выпуск новостей. Она не стала его трогать. Все равно был выходной. Завернувшись в халат, она пошлепала вниз и поняла, что из-за кодеина чувствует легкое головокружение. Зато головная боль ослабла до тупого давления. Энджела чувствовала, что кружка кофе полностью поправит дело. Она надеялась, что мать еще не встала и разговаривать с ней не придется.

Матери не было.

На первом этаже было светло и солнечно. Накануне никто не потрудился закрыть ставни. Энджела заметила стаканы, оставленные с вечера в самых странных местах: в книжных полках, на стереомагнитофоне, два — в кабинете, на подержанной «Мувиоле».

Мусоросборник у раковины был завален грязными тарелками, и Энджела вытрясла кофейную гущу в помойное ведро. Потом вскрыла новую банку, налила в кофейник свежей воды и засыпала кофе. Она стояла, тупо глядя в окно, прислушиваясь к тяжелым вздохам кофейника и собирая воедино нити своей жизни.

С деревьев за домом уже начинали опадать листья. Небо было голубым, как яйцо малиновки. Подступала осень. Энджела любила осень в Новой Англии: светлые, кристально ясные дни, глинистый аромат опавших листьев, поражающие своим великолепием алые и желтые облака листвы, прогулки по лесу вдоль берега водохранилища… Через месяц-другой она уже будет покупать рождественские подарки, торопясь навстречу кусачему нью-йоркскому ветру, уворачиваясь от струек пара и множества спешащих, укутанных в меха людей, ненадолго забегая в большие магазины, делая остановки в «Русской чайной» и на обсаженном пальмами дворе «Плазы». Потом незаметно вернется цветение, и она станет матерью.

Усевшись со своей кружкой кофе за стол, Энджела радостно взялась набрасывать на обороте конверта перечень имен для мальчика. Ей почему-то казалось, что родится мальчик. Перышко, написала она на первой строчке и улыбнулась. Поразмышляв над тем, где может быть кот, Энджела решила больше не тревожиться о нем. Кошки — странные создания. Особенно сиамские. Она припомнила события вчерашнего вечера. Теперь они казались сном, в котором присутствовало нечто неуловимо плохое. Странная девица — провозвестница рока. При ясном свете дня это было занятно, даже смешно. Энджела поняла, до какой степени впечатлительна, и испугалась. Неподвижная мишень для людишек вроде Бонни Барнетт. Энджела решила в будущем смотреть на вещи более трезво.