Сьюзен Хилл - Женщина в черном

Я уже готовился отойти ко сну — хозяин гостиницы проявил заботу и участие в моей судьбе, — когда вдруг поймал себя на мысли, каким невероятно великодушным оказался мистер Кеквик: он приехал за мной, как только туман и прилив позволили ему это. Он вполне мог махнуть на все рукой, развернуть свою двуколку и вернуться только на следующее утро. Но он, наверное, ждал и даже не распрягал лошадь, волнуясь, что мне одному придется провести всю ночь в этом доме. Я был невероятно признателен ему и напомнил себе, что он должен получить щедрую награду за доставленные неудобства.

Я лег в постель в начале четвертого, однако до рассвета оставалось еще около пяти часов. Хозяин сказал, что я могу спать, сколько моей душе будет угодно, никто не станет меня тревожить, и завтрак доставят, как только я пожелаю. По-своему он, так же как и Кеквик, переживал за меня. Но оба они были очень сдержанны и, казалось, выставили барьер, ограждавший их от любых расспросов, а я не собирался разрушать эту преграду. Кто знает, что им самим довелось видеть и слышать и как много им было известно обо всем, что случилось в прошлом, не говоря уж о ходивших в этих местах слухах, легендах и поверьях? Об этом я не мог даже догадываться. Но того немногого, что я сам испытал, оказалось достаточно, чтобы воздержаться от любых попыток получить объяснения.

Поэтому, утопая в мягких подушках и размышляя о случившемся, я в конце концов забылся тревожным, тяжелым сном. Передо мной появлялись какие-то фигуры, вызывавшие у меня тревогу, и пару раз я едва не проснулся. Я выкрикивал какие-то бессвязные слова, покрывался испариной, крутился в постели, пытаясь освободиться от кошмаров, вырваться из полузабытья, из-под власти ужаса и дурных предчувствий. И все время сквозь сон я слышал пронзительное ржание лошади и крик ребенка, которые никак не смолкали, а я, совершенно беспомощный, стоял в тумане неподвижно, словно прирос к земле, и позади меня, невидимая, но осязаемая, парила женщина в черном.

Мистер Джером напуган

Проснувшись, я обрадовался, когда снова увидел мою комнату, залитую ярким солнечным светом. Однако усталость и ощущение горечи не покидали меня, и мое нынешнее состояние сильно отличалось от того, как чувствовал я себя прошлым утром. Тогда я прекрасно выспался, проснулся бодрым и был готов броситься навстречу новому дню. Неужели все это было всего лишь вчера? Мне казалось, я совершил невероятно долгое путешествие, пускай оно и произошло, скорее, в духовной сфере. Я просто не мог поверить, что совсем недавно считал себя таким уравновешенным и спокойным, словно с тех пор прошло много лет. Теперь моя голова была тяжелая и болела, ее словно налили свинцом, в ушах звенело, я чувствовал себя усталым и опустошенным, нервы были напряжены до предела, а чувства обострены.

И все же через некоторое время я заставил себя подняться с кровати, которая теперь казалась жесткой и неудобной, словно мешок с картошкой. Я отодвинул штору и посмотрел на ослепительно яркое голубое небо, затем ополоснул лицо и шею холодной водой из-под крана и принял хорошую горячую ванну. Это немного взбодрило меня, я собрался с мыслями и смог спокойно взвесить, что мне делать дальше. За завтраком, который я неожиданно для себя съел с большим аппетитом, я продумал несколько вариантов. Прошлой ночью я был непреклонен и не принял бы никаких возражений — я больше не хотел иметь ничего общего с особняком Ил-Марш и с делами Драблоу и собирался отправить мистеру Бентли телеграмму, переложить все свои обязанности на мистера Джерома и первым же поездом вернуться в Лондон.

Проще говоря, я хотел сбежать. Да, именно так я и расценивал свои намерения теперь, при свете дня. Я не испытывал вины за подобное решение — настолько сильно был напуган. Не скажу, что я чувствовал себя совсем уж трусом, готовым броситься наутек при первой же опасности, однако и считать себя храбрецом у меня не было никаких оснований. К тому же пережитые мною события, столь пугающие, проистекали из сферы непознанного и непостижимого, не поддавались объяснению, но вместе с тем имели очень сильное влияние на меня. Постепенно я понял, чем больше всего напуган, и, разобравшись в своих мыслях, переживаниях и страхах, осознал, что это никак не связано с увиденным и услышанным. В женщине с изможденным лицом, по сути дела, не было ничего отталкивающего или пугающего. Ужасные крики, доносившиеся сквозь туман, сильно встревожили меня, но гораздо хуже оказалось то, что окружало это место и вселяло особую тревогу. Какая-то атмосфера, сила — я даже не мог дать точное определение — зла и нечистоты, ужаса и страдания, ожесточения и горького гнева. Столкнувшись с этим, я почувствовал себя совершенно потерянным.

— Вот увидите, сегодня в Кризине намного спокойнее, — сказал мне хозяин, пришедший забрать у меня тарелку и заново наполнить мой кофейник. — В рыночный день сюда съезжаются со всей округи. Но сегодня здесь будет тихо.

Он стоял, пристально глядя на меня, и я подумал, что стоит извиниться, что поднял его посреди ночи и попросил впустить.

— О, все равно это лучше, чем если бы вы остались в… в каком-нибудь непригодном для ночлега месте.

— Прошедшая ночь была неспокойной. Меня преследовали ночные кошмары, и я совсем не отдохнул.

Он молчал.

— Думаю, сегодня утром мне следует немного размяться на свежем воздухе. Возможно, я прогуляюсь милю-другую по сельской местности, посмотрю на фермы, которые принадлежат людям, приезжавшим вчера на рынок по делам.

На самом деле я хотел сказать, что собираюсь пойти в противоположную от болот сторону, как можно дальше от того места.

— Уверен, прогулка будет приятной и необременительной, на многие мили местность здесь ровная словно простыня. Конечно, вы сможете увидеть гораздо больше, если отправитесь верхом.

— Увы, я никогда не увлекался верховой ездой, и, если честно, у меня нет желания заниматься этим сейчас.

— Тогда есть другое предложение, — сказал хозяин и неожиданно улыбнулся. — Я могу одолжить вам хороший, крепкий велосипед.

Велосипед! Он заметил, как изменилось выражение моего лица. Мальчишкой я часто катался на велосипеде, уезжая на нем далеко от дома. Да и сейчас мы со Стеллой иногда отправлялись на поезде к одной из плотин, захватив с собой корзинки с обедом, и наматывали мили на велосипедах по дорожкам вдоль Темзы.

— Вы найдете его на заднем дворе. Не стесняйтесь, сэр, раз вам это нравится. — С этими словами он покинул столовую.

Подумав о двухчасовой велосипедной прогулке, которая наверняка поможет мне смахнуть липкую паутину уныния прошлой ночи, освежиться, восстановить силы и вернуть бодрость духа, я почувствовал, как настроение мое заметно улучшилось. Мысли о побеге больше не посещали меня.