Гильермо дель Торо - Штамм. Начало

– Адское похмелье, – пробормотал Боливар.

– Еще какой-нибудь дискомфорт ощущаете? – спросил Эф.

– Да выше крыши! – Боливар провел рукой по своим длинным черным волосам. – Я тебе так скажу, чел: никогда не летай коммерческими рейсами! Вот простая мораль всей этой истории.

– Господин Боливар, скажите, что последнее вам запомнилось при посадке?

– Какой посадке, чел? Я серьезно. Бо́льшую часть полета я налегал на водку с тоником, так что посадку точно проспал. – Он прищурился. – Как насчет демерола?[21] Может, привезут в тележке с напитками?

Эф увидел перекрестья шрамов на голых руках артиста и вспомнил, что Боливар любил полосовать себя на сцене, – это была его фишка.

– У нас возникли некоторые проблемы с идентификацией багажа пассажиров.

– Тут все просто. У меня с собой ничего не было. Никакого багажа, только мобильник. Чартерный самолет сломался, и я попал на этот рейс буквально в последнюю минуту. Разве мой менеджер вам не сказал?

– Я с ним еще не говорил. Меня особо интересует большой ящик.

Боливар уставился на Эфа:

– Это какой-то тест? Проверка соображалки?

– В грузовом отсеке. Старый шкаф, частично заполненный землей.

– Понятия не имею, о чем речь.

– Вы не везли его с собой из Германии? Такие люди, как вы, могут коллекционировать подобные вещи.

Боливар нахмурился:

– Это же игра на публику, чел. Гребаное шоу, спектакль. Готический грим, жесткие тексты. Набери меня в «Гугле» – сразу узнаешь, что мой отец был методистским священником, а я собираю кисок. И раз уж о них зашла речь, когда я, черт побери, смогу отсюда выйти?!

– Мы должны сделать еще несколько анализов, – ответил Эф. – Хотим отпустить вас совершенно здоровым человеком.

– А когда мне вернут телефон?

– Скоро, – пообещал Эф, направляясь к выходу.

Дежурная о чем-то спорила с тремя мужчинами перед входом в изолятор. Двое из них – верзилы, каждый на голову выше Эфа, – явно числились телохранителями Боливара. В третьем, невысоком, с портфелем в руке, все выдавало адвоката.

– Господа, это режимная зона, – заявил Эф.

– Я здесь для того, чтобы немедленно вызволить моего клиента Габриэля Боливара, – важно сказал адвокат.

– Господин Боливар проходит обследование. Его выпишут при первой возможности.

– И когда это произойдет?

– Через два дня, может, через три, если все будет хорошо, – пожал плечами Эф.

– Господин Боливар потребовал освобождения под ответственность его личного врача. Я не только представляю интересы господина Боливара, но и уполномочен вести его дела в случае полной или частичной недееспособности моего клиента.

– Кроме меня, к этому пациенту никто допущен не будет, – отрезал Эф и повернулся к дежурной. – Распорядитесь, чтобы здесь немедленно выставили охрану.

Адвокат выступил вперед:

– Послушайте, доктор, я не очень хорошо знаком с карантинным правом, но, как мне представляется, чтобы удерживать кого-либо в медицинском изоляторе, необходимо распоряжение президента. Кстати, мог бы я посмотреть на упомянутое распоряжение?

Эф улыбнулся:

– Господин Боливар отныне – мой пациент. Он выжил в катастрофе, повлекшей массовые человеческие жертвы. Если вы оставите номер своего телефона старшей сестре, я сделаю все возможное, чтобы вы получали своевременную информацию о ходе выздоровления господина Боливара. Разумеется, с его согласия.

– Слушай, док. – Адвокат непринужденно положил руку на плечо Гудвезера, и тому это очень не понравилось. – Я могу добиться своего быстрее, чем через суд. Стоит только призвать двинутых фанатов. Хочешь, чтобы толпа готок и прочих уродов устроила демонстрацию у больницы? А потом они ввалятся сюда и будут носиться по этим коридорам, пока не прорвутся к своему кумиру.

Эф смотрел на руку адвоката до тех пор, пока тот не снял пальцы с его плеча. Гудвезеру необходимо было повидаться еще с двумя выжившими.

– Послушайте и вы. У меня совершенно нет времени на пустые разговоры. Поэтому позвольте задать вам несколько прямых вопросов. Болеет ли ваш клиент заболеваниями, передающимися половым путем, о которых мне следовало бы знать? Есть ли сведения об употреблении им наркотиков? Я спрашиваю лишь потому, что, если мне потребуется заглянуть в его историю болезни, она… Знаете, случается, такие сведения попадают совершенно не в те руки. Вы же не хотите, чтобы полная история болезни вашего клиента стала достоянием прессы?

Адвокат изумленно уставился на Эфа:

– Это закрытая информация. Ее разглашение – уголовно наказуемое деяние.

– Сулящее вашему клиенту массу неприятностей. – Эф выдержал паузу, глядя в глаза адвокату, чтобы до того дошло. – Только вообразите себе: кто-то вывешивает в Интернете на всеобщее обозрение вашу историю болезни.

Адвокат потерял дар речи, а Эф обогнул двух телохранителей и был таков.

Джоан Ласс, партнер в юридической фирме, мать двоих детей, выпускница Суортморского колледжа[22], жительница Бронксвилла, член Молодежной лиги[23], сидела на поролоновом матрасе своей больничной койки в изоляторе, все еще в этой дурацкой больничной сорочке, и строчила карандашом на обратной стороне матрасного чехла. Она строчила, но при этом изнывала от нетерпения так, что у нее сводило пальцы ног. Поскольку мобильный телефон Джоан не вернули, ей пришлось унижаться и угрожать, чтобы получить хотя бы грифельный карандаш.

Она уже собралась вновь позвонить, когда открылась дверь и в палату вошла медсестра. Джоан мгновенно включила улыбку из серии «сейчас вы у меня попляшете»:

– Привет, ну вот, наконец-то. А то я уже начала беспокоиться. Как зовут доктора, который сюда приходил?

– Он не работает в нашей больнице.

– Понимаю. Но я спросила, как его зовут.

– Доктор Гудвезер.

– Гудвезер. – Джоан накорябала на чехле фамилию. – А имя?

– Доктор, – с вымученной улыбкой ответила медсестра. – Для меня у них у всех одно и то же имя – Доктор.

Джоан сощурилась, словно не зная, правильно ли она расслышала последнюю фразу. Она поерзала на грубой простыне.

– И его прислали сюда из Центра по контролю заболеваний?

– Полагаю, что да. Он распорядился сделать несколько анализов…

– Сколько еще людей выжило в катастрофе?

– А никакой катастрофы не было.

Джоан улыбнулась. Иногда приходилось притворяться, что английский – твой второй язык, иначе тебя просто не понимали.

– Я спрашиваю вот что: сколько еще людей не погибло на борту рейса семьсот пятьдесят три, прилетевшего из Берлина в Нью-Йорк?

– В этом крыле отделения, помимо вас, еще три человека. А теперь по назначению доктора Гудвезера я возьму у вас кровь и…